Салтыков-Щедрин: История одного города: О корени происхождения глуповцев.

«Глуповцы произошли от головотяпов, рядом с которыми проживали племена лукоедов, слепородов, вертячих бобов, рукосуев и прочих. Все они враждовали между собой.

Головотяпы пошли искать себе князя. Все отказывались от таких ни на что не способных подданных, наконец один согласился и прозвал их глуповцами. Исторические же времена в городе Глупове начались с того, как один из князей возопил: «Запорю!»

Автор приводит ироническую летопись градоначальников города. Так, например, под номером восемнадцатым значится « Дю-Шарло, Ангел Дорофеевич, французский выходец. Любил рядиться в женское платье и лакомился лягушками. По рассмотрении оказался девицею...» Наиболее примечательным градоначальникам посвящены отдельные главы.

Органчик
Этот градоначальник все время сидел в своем кабинете, что-то чиркал пером. Лишь время от времени он выскакивал из своего кабинета и говорил зловеще: «Не потерплю!» По ночам его посещал часовой мастер Байбаков. Оказалось, что в голове у начальника находится органчик, умеющий исполнять всего две пьесы: «Разорю!» и «Не потерплю!» Для починки испорченного органчика и вызывали мастера. Как ни ограничен был репертуар властителя, глуповцы боялись его и устраивали народные волнения, когда голова была отправлена в ремонт. В результате недоразумений с ремонтом в Глупове появились даже два одинаковых градоначальника: один с поврежденной головой, другой с новой, лакированной.

Сказание о шести градоначальницах
В Глупове началась анархия. В это время к правлению стремились исключительно женщины. Сражались за власть «злоехидная Ираида Палеологова», которая обокрала казну и бросалась в народ медными деньгами, и авантюристка Клемантинка де Бурбон, что «имела высокий рост, любила пить водку и ездила верхом по-мужски». Потом явилась третья претендентка - Амалия Штокфиш, которая волновала всех своими роскошными телесами. «Неустрашимая немка» велела выкатить солдатам «три бочки пенного», за что те ее весьма поддержали. Потом в борьбу вступила польская кандидатка - Анелька с мазанными прежде дегтем за распутство воротами. Потом в борьбу за власть ввязались Дунька Толстопятая и Матренка Ноздря. Они ведь не раз бывали в домах градоначальников - «для лакомства». В городе воцарилась полная анархия, разгул и ужас. Наконец после невообразимых происшествий (так, Дунька была насмерть изъедена клопами на клоповном заводе) воцарился вновь назначенный градоначальник и при нем супруга.

Голодный город. Соломенный город
Правление Фердыщенка (эту украинскую фамилию автор изменяет по падежам). Он был прост и ленив, хотя и порол граждан за провинности и заставлял продать последнюю корову «за недоимки». Хотел «словно клоп взползти на перину» к мужней жене Аленке. Аленка сопротивлялась, за что ее муж Митька был бит кнутом и отправлен на каторгу. Аленке же был подарен «драдедамовый платок». Поплакав, Аленка стала жить с Фердыщенкой.

В городе начало твориться неладное: то грозы, то засуха лишили пропитания и людей, и скотину. Во всем этом народ обвинил Аленку. Ее сбросили с колокольни. Для усмирения бунта была прислана «команда».

После Аленки Фердыщенко соблазнился «опчественной» девкой стрельчихой Домашкой. Из-за этого фантастическим образом начались пожары. Но стрельчиху народ вовсе не изничтожил, а просто с торжеством возвернул «в опчество». Для усмирения бунта была опять прислана «команда». Дважды «вразумляли» глуповцев, и это наполнило их ужасом.

Войны за просвещение
Василиск Бородавкин «внедрял просвещение» - учинял ложные пожарные тревоги, следил за тем, чтобы у каждого жителя был бодрый вид, сочинял бессмысленные трактаты. Мечтал воевать с Византией, внедрял при всеобщем ропоте горчицу, прованское масло и персидскую ромашку (против клопов). Прославился кроме этого тем, что вел войны при помощи оловянных солдатиков. Все это считал «просвещением». Когда же стали задерживать налоги, то войны «за просвещение» превратились в войны «против просвещения». И Бородавкин принялся разорять и палить слободу за слободой...

Эпоха увольнения от войн
В эту эпоху особенно прославился Феофилакт Беневоленский, который любил издавать законы. Законы эти были вполне бессмысленными. Главным в них было обеспечить взятки градоначальнику: «Всякий да печет по праздникам пироги, не возбраняя себе таковое печение и в будни... По вынутии из печи всякий да возьмет в руку нож и, вырезав из средины часть, да принесет оную в дар. Исполнивший сие да яст».

Градоначальник Прыщ имел привычку перед сном ставить вокруг своего ложа мышеловки, а то и отправляться спать на ледник. И самое странное: от него пахло трюфелями (редкие деликатесные съедобные грибы). В конце концов местный предводитель дворянства полил его уксусом и горчицей и... съел голову Прыща, которая оказалась фаршированной.

Поклонение мамоне и покаяние
Статский советник Эраст Андреевич Грустилов сочетал практичность и чувствительность. Он воровал из солдатского котла - и проливал слезы, глядя на вояк, евших затхлый хлеб. Был весьма женолюбив. Проявил себя как сочинитель любовных повестей. Мечтательность и «галантерейность» Грустилова были на руку глуповцам, склонным к тунеядству, - поэтому поля были не вспаханы и на них ничего не взошло. Зато костюмированные балы бывали чуть ли не ежедневно!

Потом Грустилов в компании с некой Пфейфершей стал заниматься оккультизмом, ходил по колдуньям и ведуньям и предавал свое тело бичеванию. Написал даже трактат «О восхищениях благочестивой души». «Буйства и пляски» в городе прекратились. Но реально ничего не изменилось, только «от бездействия весело-буйного перешли к бездействию мрачному».

Подтверждение покаяния. Заключение
И тут появился Угрюм-Бурчеев. «Он был ужасен». Этот градоначальник не признавал ничего, кроме «правильности построений». Он поражал своей «солдатски-невозмутимой уверенностью». Жизнь в Глупове это машиноподобное чудовище устроило наподобие военного лагеря. Таков был его «систематический бред». Все люди жили по одному режиму, одевались в специально предписанную одежду, по команде производили все работы. Казарма! «В этом фантастическом мире нет ни страстей, ни увлечений, ни привязанностей». Жители сами должны были снести обжитые дома и переселиться в одинаковые бараки. Был издан приказ о назначении шпионов - Угрюм-Бурчеев опасался, что кто-то воспротивится его казарменному режиму. Однако меры предосторожности не оправдали себя: неизвестно откуда приблизилось некое «оно», и градоначальник растаял в воздухе. На этом «история прекратила течение свое».

Данная повесть - «подлинная» летопись города Глупова, «Глуповский Летописец», обнимающая период времени с 1731 по 1825 г., которую «преемственно слагали» четыре глуповских архивариуса. В главе «От издателя» автор особенно настаивает на подлинности «Летописца» и предлагает читателю «уловить физиономию города и уследить, как в его истории отражались разнообразные перемены, одновременно происходившие в высших сферах».

«Летописец» открывается «Обращением к читателю от последнего архивариуса-летописца». Архивариус видит задачу летописца в том, чтобы «быть изобразителем» «трогательного соответствия» - власти, «в меру дерзающей», и народа, «в меру благодарящего». История, таким образом, представляет собой историю правления различных градоначальников.

Сначала приводится глава доисторическая «О корени происхождения глуповцев», где повествуется о том, как древний народ головотяпов победил соседние племена моржеедов, лукоедов, кособрюхих и т. д. Но, не зная, что делать, чтобы был порядок, головотяпы пошли искать себе князя. Не к одному князю обращались они, но даже самые глупые князья не хотели «володеть глупыми» и, поучив жезлом, отпускали их с честию. Тогда призвали головотяпы вора-новотора, который помог им найти князя. Князь «володеть» ими согласился, но жить к ним не пошел, послав вместо себя вора-новотора. Самих же головотяпов назвал князь «глуповцами», отсюда и пошло название города.

Глуповцы были народом покорным, но новотору нужны были бунты, чтобы их усмирять. Но вскоре он до того проворовался, что князь «послал неверному рабу петлю». Но новотор «и тут увернулся: […] не выждав петли, зарезался огурцом».

Присылал князь и ещё правителей - одоевца, орловца, калязинца, - но все они оказались сущие воры. Тогда князь «…прибых собственною персоною в Глупов и возопи: „Запорю!“. С этими словами начались исторические времена».

В 1762 г. в Глупов прибыл Дементий Варламович Брудастый. Он сразу поразил глуповцев угрюмостью и немногословием. Его единственными словами были «Не потерплю!» и «Разорю!». Город терялся в догадках, пока однажды письмоводитель, войдя с докладом, не увидел странное зрелище: тело градоначальника, как обычно, сидело за столом, голова же лежала на столе совершенно пустая. Глупов был потрясен. Но тут вспомнили про часовых и органных дел мастера Байбакова, секретно посещавшего градоначальника, и, призвав его, все выяснили. В голове градоначальника, в одном углу, помещался органчик, могущий исполнять две музыкальные пьесы: «Разорю!» и «Не потерплю!». Но в дороге голова отсырела и нуждалась в починке. Сам Байбаков справиться не смог и обратился за помощью в Санкт-Петербург, откуда обещали выслать новую голову, но голова почему-то задерживалась.

Настало безначалие, окончившееся появлением сразу двух одинаковых градоначальников. «Самозванцы встретили и смерили друг друга глазами. Толпа медленно и в молчании разошлась». Из губернии тут же прибыл рассыльный и забрал обоих самозванцев. А глуповцы, оставшись без градоначальника, немедленно впали в анархию.

Анархия продолжалась всю следующую неделю, в течение которой в городе сменилось шесть градоначальниц. Обыватели метались от Ираиды Лукиничны Палеологовой к Клемантинке де Бурбон, а от нее к Амалии Карловне Штокфиш. Притязания первой основывались на кратковременной градоначальнической деятельности её мужа, второй - отца, а третья - и сама была градоначальнической помпадуршей. Притязания Нельки Лядоховской, а затем Дуньки-толстопятой и Матренки-ноздри были ещё менее обоснованны. В перерывах между военными действиями глуповцы сбрасывали с колокольни одних граждан и топили других. Но и они устали от анархии. Наконец в город прибыл новый градоначальник - Семен Константинович Двоекуров. Его деятельность в Глупове была благотворна. «Он ввел медоварение и пивоварение и сделал обязательным употребление горчицы и лаврового листа», а также хотел учредить в Глупове академию.

При следующем правителе, Петре Петровиче Фердыщенке, город процветал шесть лет. Но на седьмой год «Фердыщенку смутил бес». Градоправитель воспылал любовью к ямщиковой жене Аленке. Но Аленка ответила ему отказом. Тогда при помощи ряда последовательных мер мужа Аленки, Митьку, заклеймили и отправили в Сибирь, а Аленка образумилась. На Глупов же через градоначальниковы грехи обрушилась засуха, а за ней пришел и голод. Люди начали умирать. Пришел тогда конец и глуповскому терпению. Сначала послали к Фердыщенке ходока, но ходок не вернулся. Потом отправили прошение, но и это не помогло. Тогда добрались-таки до Аленки, сбросили и её с колокольни. Но и Фердыщенко не дремал, а писал рапорты начальству. Хлеба ему не прислали, но команда солдат прибыла.

Через следующее увлечение Фердыщенки, стрельчиху Домашку, в город пришли пожары. Горела Пушкарская слобода, за ней слободы Болотная и Негодница. Фердыщенко опять стушевался, вернул Домашку «опчеству» и вызвал команду.

Закончилось правление Фердыщенки путешествием. Градоправитель отправился на городской выгон. В разных местах его приветствовали горожане и ждал обед. На третий день путешествия Фердыщенко умер от объедания.

Преемник Фердыщенки, Василиск Семенович Бородавкин, к должности приступил решительно. Изучив историю Глупова, он нашел только один образец для подражания - Двоекурова. Но его достижения были уже забыты, и глуповцы даже перестали сеять горчицу. Бородавкин повелел исправить эту ошибку, а в наказание прибавил прованское масло. Но глуповцы не поддавались. Тогда Бородавкин отправился в военный поход на Стрелецкую слободу. Не все в девятидневном походе было удачно. В темноте свои бились со своими. Многих настоящих солдат уволили и заменили оловянными солдатиками. Но Бородавкин выстоял. Дойдя до слободы и никого не застав, он стал растаскивать дома на бревна. И тогда слобода, а за ней и весь город сдались. Впоследствии было ещё несколько войн за просвещение. В целом же правление привело к оскудению города, окончательно завершившемуся при следующем правителе, Негодяеве. В таком состоянии Глупов и застал черкешенин Микеладзе.

В это правление не проводилось никаких мероприятий. Микеладзе отстранился от административных мер и занимался только женским полом, до которого был большой охотник. Город отдыхал. «Видимых фактов было мало, но следствия бесчисленны».

Сменил черкешенина Феофилакт Иринархович Беневоленский, друг и товарищ Сперанского по семинарии. Его отличала страсть к законодательству. Но поскольку градоначальник не имел права издавать свои законы, Беневоленский издавал законы тайно, в доме купчихи Распоповой, и ночью разбрасывал их по городу. Однако вскоре был уволен за сношения с Наполеоном.

Следующим был подполковник Прыщ. Делами он совсем не занимался, но город расцвел. Урожаи были огромны. Глуповцы насторожились. И тайна Прыща была раскрыта предводителем дворянства. Большой любитель фарша, предводитель почуял, что от головы градоначальника пахнет трюфелями и, не выдержав, напал и съел фаршированную голову.

После того в город прибыл статский советник Иванов, но «оказался столь малого роста, что не мог вмещать ничего пространного», и умер. Его преемник, эмигрант виконт де Шарио, постоянно веселился и был по распоряжению начальства выслан за границу. По рассмотрении оказался девицею.

Наконец в Глупов явился статский советник Эраст Андреевич Грустилов. К этому времени глуповцы забыли истинного Бога и прилепились к идолам. При нем же город окончательно погряз в разврате и лени. Понадеявшись на свое счастье, перестали сеять, и в город пришел голод. Грустилов же был занят ежедневными балами. Но все вдруг переменилось, когда ему явилась о н а. Жена аптекаря Пфейфера указала Грустилову путь добра. Юродивые и убогие, переживавшие тяжелые дни во время поклонения идолам, стали главными людьми в городе. Глуповцы покаялись, но поля так и стояли пустые. Глуповский бомонд собирался по ночам для чтения г. Страхова и «восхищения», о чем вскоре узнало начальство, и Грустилова сместили.

Последний глуповский градоначальник - Угрюм-Бурчеев - был идиот. Он поставил цель - превратить Глупов в «вечно-достойныя памяти великого князя Святослава Игоревича город Непреклонск» с прямыми одинаковыми улицами, «ротами», одинаковыми домами для одинаковых семей и т. д. Угрюм-Бурчеев в деталях продумал план и приступил к исполнению. Город был разрушен до основания, и можно было приступать к строительству, но мешала река. Она не укладывалась в планы Угрюм-Бурчеева. Неутомимый градоначальник повел на нее наступление. В дело был пущен весь мусор, все, что осталось от города, но река размывала все плотины. И тогда Угрюм-Бурчеев развернулся и зашагал от реки, уводя с собой глуповцев. Для города была выбрана совершенно ровная низина, и строительство началось. Но что-то изменилось. Однако тетрадки с подробностями этой истории утратились, и издатель приводит только развязку: «…земля затряслась, солнце померкло […] Оно пришло». Не объясняя, что именно, автор лишь сообщает, что «прохвост моментально исчез, словно растворился в воздухе. История прекратила течение свое».

Повесть замыкают «оправдательные документы», т. е. сочинения различных градоначальников, как то: Бородавкина, Микеладзе и Беневоленского, писанные в назидание прочим градоначальникам.

Сначала приводится глава доисторическая «О корени происхождения глуповцев», где повествуется о том, как древний народ головотяпов победил соседние племена моржеедов, лукоедов, кособрюхих и т. д. Но, не зная, что делать, чтобы был порядок, головотяпы пошли искать себе князя. Не к одному князю обращались они, но даже самые глупые князья не хотели «володеть глупыми» и, поучив жезлом, отпускали их с честию. Тогда призвали головотяпы вора-новотора, который помог им найти князя. Князь «володеть» ими согласился, но жить к ним не пошёл, послав вместо себя вора-новотора. Самих же головотяпов назвал князь «глуповцами», отсюда и пошло название города.

Глуповцы были народом покорным, но новотору нужны были бунты, чтобы их усмирять. Но вскоре он до того проворовался, что князь «послал неверному рабу петлю». Но новотор «и тут увернулся: ‹…› не выждав петли, зарезался огурцом».

Присылал князь и ещё правителей - одоевца, орловца, калязинца, - но все они оказались сущие воры. Тогда князь «...прибых собственною персоною в Глупов и возопи: „Запорю!“. С этими словами начались исторические времена».

В 1762 г. в Глупов прибыл Дементий Варламович Брудастый. Он сразу поразил глуповцев угрюмостью и немногословием. Его единственными словами были «Не потерплю!» и «Разорю!». Город терялся в догадках, пока однажды письмоводитель, войдя с докладом, не увидел странное зрелище: тело градоначальника, как обычно, сидело за столом, голова же лежала на столе совершенно пустая. Глупов был потрясён. Но тут вспомнили про часовых и органных дел мастера Байбакова, секретно посещавшего градоначальника, и, призвав его, все выяснили. В голове градоначальника, в одном углу, помещался органчик, могущий исполнять две музыкальные пьесы: «Разорю!» и «Не потерплю!». Но в дороге голова отсырела и нуждалась в починке. Сам Байбаков справиться не смог и обратился за помощью в Санкт-Петербург, откуда обещали выслать новую голову, но голова почему-то задерживалась.

Анархия продолжалась всю следующую неделю, в течение которой в городе сменилось шесть градоначальниц. Обыватели метались от Ираиды Лукиничны Палеологовой к Клемантинке де Бурбон, а от неё к Амалии Карловне Штокфиш. Притязания первой основывались на кратковременной градоначальнической деятельности её мужа, второй - отца, а третья - и сама была градоначальнической помпадуршей. Притязания Нельки Лядоховской, а затем Дуньки-толстопятой и Матренки-ноздри были ещё менее обоснованны. В перерывах между военными действиями глуповцы сбрасывали с колокольни одних граждан и топили других. Но и они устали от анархии. Наконец в город прибыл новый градоначальник - Семен Константинович Двоекуров. Его деятельность в Глупове была благотворна. «Он ввёл медоварение и пивоварение и сделал обязательным употребление горчицы и лаврового листа», а также хотел учредить в Глупове академию.

При следующем правителе, Петре Петровиче Фердыщенке, город процветал шесть лет. Но на седьмой год «Фердыщенку смутил бес». Градоправитель воспылал любовью к ямщиковой жене Аленке. Но Аленка ответила ему отказом. Тогда при помощи ряда последовательных мер мужа Аленки, Митьку, заклеймили и отправили в Сибирь, а Аленка образумилась. На Глупов же через градоначальниковы грехи обрушилась засуха, а за ней пришёл и голод. Люди начали умирать. Пришёл тогда конец и глуповскому терпению. Сначала послали к Фердыщенке ходока, но ходок не вернулся. Потом отправили прошение, но и это не помогло. Тогда добрались-таки до Аленки, сбросили и её с колокольни. Но и Фердыщенко не дремал, а писал рапорты начальству. Хлеба ему не прислали, но команда солдат прибыла.

Преемник Фердыщенки, Василиск Семенович Бородавкин, к должности приступил решительно. Изучив историю Глупова, он нашёл только один образец для подражания - Двоекурова. Но его достижения были уже забыты, и глуповцы даже перестали сеять горчицу. Бородавкин повелел исправить эту ошибку, а в наказание прибавил прованское масло. Но глуповцы не поддавались. Тогда Бородавкин отправился в военный поход на Стрелецкую слободу. Не все в девятидневном походе было удачно. В темноте свои бились со своими. Многих настоящих солдат уволили и заменили оловянными солдатиками. Но Бородавкин выстоял. Дойдя до слободы и никого не застав, он стал растаскивать дома на бревна. И тогда слобода, а за ней и весь город сдались. Впоследствии было ещё несколько войн за просвещение. В целом же правление привело к оскудению города, окончательно завершившемуся при следующем правителе, Негодяеве. В таком состоянии Глупов и застал черкешенин Микеладзе.

Следующим был подполковник Прыщ. Делами он совсем не занимался, но город расцвёл. Урожаи были огромны. Глуповцы насторожились. И тайна Прыща была раскрыта предводителем дворянства. Большой любитель фарша, предводитель почуял, что от головы градоначальника пахнет трюфелями и, не выдержав, напал и съел фаршированную голову.

Наконец в Глупов явился статский советник Эраст Андреевич Грустилов. К этому времени глуповцы забыли истинного Бога и прилепились к идолам. При нем же город окончательно погряз в разврате и лени. Понадеявшись на своё счастье, перестали сеять, и в город пришёл голод. Грустилов же был занят ежедневными балами. Но все вдруг переменилось, когда ему явилась о н а. Жена аптекаря Пфейфера указала Грустилову путь добра. Юродивые и убогие, переживавшие тяжёлые дни во время поклонения идолам, стали главными людьми в городе. Глуповцы покаялись, но поля так и стояли пустые. Глуповский бомонд собирался по ночам для чтения г. Страхова и «восхищения», о чем вскоре узнало начальство, и Грустилова сместили.

Последний глуповский градоначальник - Угрюм-Бурчеев - был идиот. Он поставил цель - превратить Глупов в «вечно-достойныя памяти великого князя Святослава Игоревича город Непреклонск» с прямыми одинаковыми улицами, «ротами», одинаковыми домами для одинаковых семей и т. д. Угрюм-Бурчеев в деталях продумал план и приступил к исполнению. Город был разрушен до основания, и можно было приступать к строительству, но мешала река. Она не укладывалась в планы Угрюм-Бурчеева. Неутомимый градоначальник повёл на неё наступление. В дело был пущен весь мусор, все, что осталось от города, но река размывала все плотины. И тогда Угрюм-Бурчеев развернулся и зашагал от реки, уводя с собой глуповцев. Для города была выбрана совершенно ровная низина, и строительство началось. Но что-то изменилось. Однако тетрадки с подробностями этой истории утратились, и издатель приводит только развязку: «...земля затряслась, солнце померкло ‹…› Оно пришло». Не объясняя, что именно, автор лишь сообщает, что «прохвост моментально исчез, словно растворился в воздухе. История прекратила течение своё».

Повесть замыкают «оправдательные документы», т. е. сочинения различных градоначальников, как-то: Бородавкина, Микеладзе и Беневоленского, писанные в назидание прочим градоначальникам.

Данная повесть — «подлинная» лето-пись города Глупова, «Глупов-ский Лето-писец», обни-ма-ющая период времени с 1731 по 1825 г., которую «преем-ственно слагали» четыре глупов-ских архи-ва-риуса. В главе «От изда-теля» автор особенно наста-и-вает на подлин-ности «Лето-писца» и пред-ла-гает чита-телю «уловить физио-номию города и усле-дить, как в его истории отра-жа-лись разно-об-разные пере-мены, одновре-менно проис-хо-дившие в высших сферах».

«Лето-писец» откры-ва-ется «Обра-ще-нием к чита-телю от послед-него архи-ва-риуса-лето-писца». Архи-ва-риус видит задачу лето-писца в том, чтобы «быть изоб-ра-зи-телем» «трога-тель-ного соот-вет-ствия» — власти, «в меру дерза-ющей», и народа, «в меру благо-да-ря-щего». История, таким образом, пред-став-ляет собой историю прав-ления различных градо-на-чаль-ников.

Сначала приво-дится глава доисто-ри-че-ская «О корени проис-хож-дения глуповцев», где повест-ву-ется о том, как древний народ голо-во-тяпов победил соседние племена морже-едов, луко-едов, косо-брюхих и т.д. Но, не зная, что делать, чтобы был порядок, голо-во-тяпы пошли искать себе князя. Не к одному князю обра-ща-лись они, но даже самые глупые князья не хотели «воло-деть глупыми» и, поучив жезлом, отпус-кали их с честию. Тогда призвали голо-во-тяпы вора-ново-тора, который помог им найти князя. Князь «воло-деть» ими согла-сился, но жить к ним не пошел, послав вместо себя вора-ново-тора. Самих же голо-во-тяпов назвал князь «глупов-цами», отсюда и пошло название города.

Глуповцы были народом покорным, но ново-тору нужны были бунты, чтобы их усми-рять. Но вскоре он до того прово-ро-вался, что князь «послал невер-ному рабу петлю». Но новотор «и тут увер-нулся: <...> не выждав петли, заре-зался огурцом».

Присылал князь и ещё прави-телей — одоевца, орловца, каля-зинца, — но все они оказа-лись сущие воры. Тогда князь «...прибых собственною персоною в Глупов и возопи: „Запорю!“. С этими словами нача-лись исто-ри-че-ские времена».

В 1762 г. в Глупов прибыл Дементий Варла-мович Бруда-стый. Он сразу поразил глуповцев угрю-мо-стью и немно-го-сло-вием. Его един-ствен-ными словами были «Не потерплю!» и «Разорю!». Город терялся в догадках, пока однажды пись-мо-во-ди-тель, войдя с докладом, не увидел странное зрелище: тело градо-на-чаль-ника, как обычно, сидело за столом, голова же лежала на столе совер-шенно пустая. Глупов был потрясен. Но тут вспом-нили про часовых и органных дел мастера Байба-кова, секретно посе-щав-шего градо-на-чаль-ника, и, призвав его, все выяс-нили. В голове градо-на-чаль-ника, в одном углу, поме-щался органчик, могущий испол-нять две музы-кальные пьесы: «Разорю!» и «Не потерплю!». Но в дороге голова отсы-рела и нужда-лась в починке. Сам Байбаков спра-виться не смог и обра-тился за помощью в Санкт-Петер-бург, откуда обещали выслать новую голову, но голова почему-то задер-жи-ва-лась.

Настало безна-чалие, окон-чив-шееся появ-ле-нием сразу двух одина-ковых градо-на-чаль-ников. «Само-званцы встре-тили и смерили друг друга глазами. Толпа медленно и в молчании разо-шлась». Из губернии тут же прибыл рассыльный и забрал обоих само-званцев. А глуповцы, остав-шись без градо-на-чаль-ника, немед-ленно впали в анархию.

Анархия продол-жа-лась всю следу-ющую неделю, в течение которой в городе смени-лось шесть градо-на-чальниц. Обыва-тели мета-лись от Ираиды Луки-ничны Палео-ло-говой к Клеман-тинке де Бурбон, а от нее к Амалии Карловне Штокфиш. Притя-зания первой осно-вы-ва-лись на крат-ковре-менной градо-на-чаль-ни-че-ской деятель-ности её мужа, второй — отца, а третья — и сама была градо-на-чаль-ни-че-ской помпа-дуршей. Притя-зания Нельки Лядо-хов-ской, а затем Дуньки-толсто-пятой и Матренки-ноздри были ещё менее обос-но-ванны. В пере-рывах между воен-ными действиями глуповцы сбра-сы-вали с коло-кольни одних граждан и топили других. Но и они устали от анархии. Наконец в город прибыл новый градо-на-чальник — Семен Констан-ти-нович Двое-куров. Его деятель-ность в Глупове была благо-творна. «Он ввел медо-ва-рение и пиво-ва-рение и сделал обяза-тельным употреб-ление горчицы и лавро-вого листа», а также хотел учре-дить в Глупове академию.

При следу-ющем прави-теле, Петре Петро-виче Ферды-щенке, город процветал шесть лет. Но на седьмой год «Ферды-щенку смутил бес». Градо-пра-ви-тель воспылал любовью к ямщи-ковой жене Аленке. Но Аленка отве-тила ему отказом. Тогда при помощи ряда после-до-ва-тельных мер мужа Аленки, Митьку, заклей-мили и отпра-вили в Сибирь, а Аленка обра-зу-ми-лась. На Глупов же через градо-на-чаль-ни-ковы грехи обру-ши-лась засуха, а за ней пришел и голод. Люди начали умирать. Пришел тогда конец и глупо-в-скому терпению. Сначала послали к Ферды-щенке ходока, но ходок не вернулся. Потом отпра-вили прошение, но и это не помогло. Тогда добра-лись-таки до Аленки, сбро-сили и её с коло-кольни. Но и Ферды-щенко не дремал, а писал рапорты началь-ству. Хлеба ему не прислали, но команда солдат прибыла.

Через следу-ющее увле-чение Ферды-щенки, стрель-чиху Домашку, в город пришли пожары. Горела Пушкар-ская слобода, за ней слободы Болотная и Негод-ница. Ферды-щенко опять стуше-вался, вернул Домашку «опче-ству» и вызвал команду.

Закон-чи-лось прав-ление Ферды-щенки путе-ше-ствием. Градо-пра-ви-тель отпра-вился на город-ской выгон. В разных местах его привет-ство-вали горо-жане и ждал обед. На третий день путе-ше-ствия Ферды-щенко умер от объедания.

Преемник Ферды-щенки, Васи-лиск Семе-нович Боро-давкин, к долж-ности приступил реши-тельно. Изучив историю Глупова, он нашел только один образец для подра-жания — Двое-ку-рова. Но его дости-жения были уже забыты, и глуповцы даже пере-стали сеять горчицу. Боро-давкин повелел испра-вить эту ошибку, а в нака-зание прибавил прован-ское масло. Но глуповцы не подда-ва-лись. Тогда Боро-давкин отпра-вился в военный поход на Стре-лецкую слободу. Не все в девя-ти-дневном походе было удачно. В темноте свои бились со своими. Многих насто-ящих солдат уволили и заме-нили оловян-ными солда-ти-ками. Но Боро-давкин выстоял. Дойдя до слободы и никого не застав, он стал растас-ки-вать дома на бревна. И тогда слобода, а за ней и весь город сдались. Впослед-ствии было ещё несколько войн за просве-щение. В целом же прав-ление привело к оску-дению города, окон-ча-тельно завер-шив-ше-муся при следу-ющем прави-теле, Него-дяеве. В таком состо-янии Глупов и застал черке-шенин Мике-ладзе.

В это прав-ление не прово-ди-лось никаких меро-при-ятий. Мике-ладзе отстра-нился от адми-ни-стра-тивных мер и зани-мался только женским полом, до кото-рого был большой охотник. Город отдыхал. «Видимых фактов было мало, но след-ствия бесчис-ленны».

Сменил черке-ше-нина Феофи-лакт Иринар-хович Бене-во-лен-ский, друг и товарищ Сперан-ского по семи-нарии. Его отли-чала страсть к зако-но-да-тель-ству. Но поскольку градо-на-чальник не имел права изда-вать свои законы, Бене-во-лен-ский издавал законы тайно, в доме купчихи Распо-повой, и ночью разбра-сывал их по городу. Однако вскоре был уволен за сношения с Напо-леоном.

Следу-ющим был подпол-ковник Прыщ. Делами он совсем не зани-мался, но город расцвел. Урожаи были огромны. Глуповцы насто-ро-жи-лись. И тайна Прыща была раскрыта пред-во-ди-телем дворян-ства. Большой люби-тель фарша, пред-во-ди-тель почуял, что от головы градо-на-чаль-ника пахнет трюфе-лями и, не выдержав, напал и съел фарши-ро-ванную голову.

После того в город прибыл стат-ский советник Иванов, но «оказался столь малого роста, что не мог вмещать ничего простран-ного», и умер. Его преемник, эмигрант виконт де Шарио, посто-янно весе-лился и был по распо-ря-жению началь-ства выслан за границу. По рассмот-рении оказался девицею.

Наконец в Глупов явился стат-ский советник Эраст Андре-евич Грустилов. К этому времени глуповцы забыли истин-ного Бога и приле-пи-лись к идолам. При нем же город окон-ча-тельно погряз в разврате и лени. Пона-де-яв-шись на свое счастье, пере-стали сеять, и в город пришел голод. Грустилов же был занят ежеднев-ными балами. Но все вдруг пере-ме-ни-лось, когда ему явилась о н а. Жена апте-каря Пфей-фера указала Грусти-лову путь добра. Юродивые и убогие, пере-жи-вавшие тяжелые дни во время покло-нения идолам, стали глав-ными людьми в городе. Глуповцы пока-я-лись, но поля так и стояли пустые. Глупов-ский бомонд соби-рался по ночам для чтения г. Стра-хова и «восхи-щения», о чем вскоре узнало началь-ство, и Грусти-лова сместили.

Последний глупов-ский градо-на-чальник — Угрюм-Бурчеев — был идиот. Он поставил цель — превра-тить Глупов в «вечно-достойныя памяти вели-кого князя Свято-слава Игоре-вича город Непре-клонск» с прямыми одина-ко-выми улицами, «ротами», одина-ко-выми домами для одина-ковых семей и т.д. Угрюм-Бурчеев в деталях продумал план и приступил к испол-нению. Город был разрушен до осно-вания, и можно было присту-пать к стро-и-тель-ству, но мешала река. Она не укла-ды-ва-лась в планы Угрюм-Бурчеева. Неуто-мимый градо-на-чальник повел на нее наступ-ление. В дело был пущен весь мусор, все, что оста-лось от города, но река размы-вала все плотины. И тогда Угрюм-Бурчеев развер-нулся и зашагал от реки, уводя с собой глуповцев. Для города была выбрана совер-шенно ровная низина, и стро-и-тель-ство нача-лось. Но что-то изме-ни-лось. Однако тетрадки с подроб-но-стями этой истории утра-ти-лись, и изда-тель приводит только развязку: «...земля затряс-лась, солнце померкло <...> Оно пришло». Не объясняя, что именно, автор лишь сооб-щает, что «прохвост момен-тально исчез, словно раство-рился в воздухе. История прекра-тила течение свое».

Повесть замы-кают «оправ-да-тельные доку-менты», т. е. сочи-нения различных градо-на-чаль-ников, как-то: Боро-дав-кина, Мике-ладзе и Бене-во-лен-ского, писанные в нази-дание прочим градо-на-чаль-никам.

Название города, «история» которого предлагается читателю, — Глупов. Нет на карте России такого города и не было его никогда, — а всё же был… И был — всюду. А может быть, он и не исчезал никуда, несмотря на фразу, которой автор-летописец заканчивает своё повествование: «История прекратила течение своё»? Да может ли такое быть? И не эзопова ли это лукавая усмешка?..

В русской литературе непосредственно предшествовала щедринской «летописи» пушкинская «История села Горюхина». «Если Бог пошлёт мне читателей, то, может быть, для них будет любопытно узнать, каким образом решился я написать Историю села Горюхина» — так начинается пушкинское повествование. А вот начало текста «От издателя», якобы нашедшего в «глуповском городском архиве» «объёмистую связку тетрадей, носящих общее название “Глуповского Летописца”»: «Давно уже имел я намерение написать историю какого-нибудь города (или края)… но разные обстоятельства препятствовали этому предприятию».

Но вот «Летописец» найден. Собранный с древних времён материал в распоряжении «издателя». В обращении к читателю определяет он содержание «Истории». Прочитайте текст «От издателя» полностью, дабы вы убедились, что каждое слово там особое, отливает своим блеском и сливается в общем сверкании с другими, один фантастически-реальный (гротескный) образ, едва возникнув на странице, теснится уже следующим, и лучшее, что можно сделать, — стать читателем летописи Глупова, этого до странности знакомого всем нам города.

Структура самого читаемого произведения Щедрина непроста. За главой «От издателя » следует «Обращение к читателю» — текст, написанный прямо от лица «архивариуса-летописца» и стилизованный под язык XVIII века.

«Автор» — «смиренный Павлушка, Маслобойников сын», четвёртый архивариус. Заметим, что из трёх прочих архивариусов двое — Тряпичкины (фамилия взята из «Ревизора» Гоголя: так Хлестаков называет своего приятеля, «пописывающего статейки»).

«О корени происхождения глуповцев»

«О корени происхождения глуповцев», глава, открывающая «Летописец», начинается с выдуманной цитаты, подражающей тексту «Слова о полку Игореве». Историки Н. И. Костомаров (1817—1885) и С.М. Соловьёв (1820—1879) упомянуты здесь потому, что придерживались прямо противоположных взглядов на историю Руси и России: по Костомарову, главным в ней была стихийная народная деятельность («серым волком рыскал по земли»), а по Соловьеву, русская история творилась только благодаря деяниям князей и царей («шизым орлом ширял под облаками»).

Самому писателю чужды были обе точки зрения. Он считал, что русская государственность может твориться только путём организованного и сознательного народного движения.

«Опись градоначальникам»

«Опись градоначальникам» содержит пояснения к дальнейшим главам и краткий перечень градоначальников, повествования о правлении которых развёртываются далее. Не следует думать, что каждый градоначальник есть сатирический образ одного конкретного «самодержца». Это всегда образы обобщённые, как и большая часть текста «Истории одного города», но есть и чёткие соответствия. Негодяев — Павел I, Александр I — Грустилов; Сперанский и Аракчеев, приближённые Александра I, — отразились в персонажах Беневоленском и Угрюм-Бурчееве.

«Органчик»

«Органчик» — центральная и самая известная глава книги. Так прозван градоначальник Брудастый, обобщающий самые зловещие черты деспотизма. Слово «брудастый» относится с давних пор исключительно к собакам: брудастый — имеющий бороду и усы на морде и обычно особенно злобный (чаще о борзом кобеле). Органчиком же назван он потому, что в голове у него был обнаружен музыкальный инструмент, механизм, производящий всего одну фразу: «Не потерплю!» Глуповцы называют Брудастого ещё и прохвостом, но слову этому, уверяет Щедрин, никакого определённого значения не придают. Значит, таковое у слова есть — так писатель обращает ваше внимание на это слово и просит разобраться. Разберёмся.

Слово «прохвост» появилось в русском языке при Петре I от «профост» — полковой экзекутор (палач) в немецкой армии, в русской же употреблялось до 60-х годов XIX века в том же значении, после — смотритель военных тюрем. «Лондонскими агитаторами» в публицистике 60-х годов XIX века называли А. И. Герцена и Н.П. Огарёва — русских революционных публицистов, издававших в Лондоне газету «Колокол». Карл Простодушный — подобный Органчику персонаж средневековой истории — реально существовавший французский король, низложенный вследствие своих неудачных войн. Фармазоны — франкмасоны, масоны, члены общества «вольных каменщиков», весьма влиятельного в Европе начиная со Средних веков.

«Сказание о шести градоначальницах»

«Сказание о шести градоначальницах» — замечательно написанная, уморительно смешная, блестящая сатира на императриц XVIII века и их фаворитов-временщиков.

Фамилия Палеологова — намёк на супругу Ивана III, дочь последнего византийского императора династии Палеологов Софью. Именно этот брак дал основание русским владыкам сделать Россию империей и мечтать о присоединении Византии.

Имя Клементинка де Бурбон — намёк на то, что французское правительство помогало Елизавете Петровне взойти на русский престол. Упоминание труднопроизносимых выдуманных фамилий польских кардиналов здесь же — вероятно, намёк на Смутное время и польскую интригу в русской истории.

«Известие о Двоекурове»

«Известие о Двоекурове» содержит намёки на царствование Александра I и особенности его личности (двойственность, противоречивость намерений и их осуществления, нерешительность до трусости). Щедрин подчёркивает, что ему глуповцы обязаны повинностью употребления горчицы и лаврового листа. Двоекуров же — предок «новаторов», которые вели войны «во имя картофеля». Намёк на Николая I, сына Александра I, введшего на Руси картофель в голодные времена 1839—1840 годов, что вызвало «картофельные бунты», жестоко подавлявшиеся военной силой вплоть до самого мощного крестьянского восстания в 1842 году.

«Голодный город»

«Голодный город». Градоначальник Фердыщенко правит Глуповом в этой и двух следующих главах. Выслушав поучение священника об Ахаве и Иезавели, Фердыщенко обещает народу хлеба, а сам вызывает в город войска. Возможно, это намёк на «освобождение» крестьян в 1861 году, проведённое так, что вызвало недовольство и помещиков, и крестьян, оказавших сопротивление реформе.

«Соломенный город»

«Соломенный город». Описана война между «стрельцами» и «пушкарями». Известно, что в мае 1862 года в Апраксином дворе произошли знаменитые петербургские пожары. Обвинили в них студентов и нигилистов, но, возможно, пожары были провокацией. Глава — более широкое обобщение. В ней есть и намёки на наводнение 1824 года в Петербурге.

«Фантастический путешественник»

«Фантастический путешественник». Фердыщенко пускается в путешествие. Обычаем русских самодержцев было пускаться время от времени в путешествия по стране, во время которых местные власти усиленно изображали преданность народа властителям, а цари даровали милости народу, часто весьма незначительные. Так, известно, что по распоряжению Аракчеева во время объезда военных поселений Александром I из избы в избу переносили одного и того же жареного гуся.

«Войны за просвещение»

«Войны за просвещение» — описывает «самое продолжительное и самое блестящее» правление, судя по многим признакам, Николая I. Василиск Семёнович Бородавкин — образ, как и все, собирательный, но некоторые черты эпохи отчётливо намекают в первую очередь на этого монарха. Историк К. И. Арсеньев — наставник Николая I, совершивший с ним путешествие по России.

Походы на Стрелецкую слободу вновь уводят нас в XVIII век, но обобщают периоды следующего столетия — борьбу монархов против масонов, «дворянской фронды» и декабристов. Есть намёк, кажется, и на Пушкина (стихотворец Федька, «оскорбивший виршами» почтенную родительницу Василиска). Известно, что после возвращения Пушкина из ссылки в 1826 году Николай I сказал ему в личной беседе: «Довольно ты подурачился, надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне всё, что сочинишь, отныне я сам буду твоим цензором».

Поход на слободу Навозную подразумевает колониальные войны русских царей. Повествуя об экономическом кризисе в Глупове, Щедрин называет имена экономистов журнала «Русский вестник» — Молинари и Безобразова, любое положение выдававших за процветание. Наконец, походы «против просвещения» и для «уничтожения вольного духа», датированные годом революции во Франции (1790), указывают на Французскую революцию 1848 года и вспыхнувшие революционные события в европейских странах — Германии, Австрии, Чехии, Венгрии. Николай I вводит войска в Валахию, Молдавию, Венгрию.

«Эпоха увольнения от войн»

Глава «Эпоха увольнения от войн» посвящена в основном царствованию Негодяева (Павел I), «сменённому» в 1802 году, согласно «Описи», за несогласие с Чарторыйским, Строгановым и Новосильцевым. Названные вельможи были близкими советниками Александра, сына убитого императора. Они-то и ратовали за введение конституционных начал в России, но что это были за начала! «Эпоха увольнения от войн» представляет эти «начала» в их подлинном виде.

На смену Негодяеву приходит Микаладзе. Фамилия грузинская, и есть основания думать, что здесь имеется в виду император Александр I, при котором произошло присоединение к России Грузии (1801), Мингрелии (1803) и Имеретии (1810), а то, что он потомок «сладострастной царицы Тамары», — намёк на его мать Екатерину II. Градоначальник Беневоленский — вершитель судеб России, имевший огромное влияние на Александра I, — М.М. Сперанский. Ликург и Дра́кон (Дра́конт) — древнегреческие законодатели; выражения «драконовы правила», «драконовские меры» стали крылатыми. Сперанский же был привлечён царём к составлению законов.

«Оправдательные документы»

В последней части книги — «Оправдательные документы» — приведена пародия на законы, составленные Сперанским. Беневоленский закончил свою карьеру так же, как и Сперанский, его заподозрили в измене и сослали. Наступает власть Прыща — градоначальника с фаршированной головой. Это обобщающий образ, и благополучие глуповцев при Прыще Щедрин недаром сравнивает с жизнью русичей при легендарном князе Олеге: так сатирик подчёркивает вымышленный, небывалый характер описываемого благоденствия.

«Поклонение мамоне и покаяние»

Речь идёт теперь об обывателях — о самих глуповцах. Указывается на исключительность их выносливости и жизнеспособности, ведь они продолжают своё существование при перечисленных в «Летописце» градоначальниках. Продолжается и череда последних: Иванов (снова Александр I, речь идёт даже о двух вариантах его погибели: сравните легенду о добровольном отказе Александра I от власти, инсценировке им своей смерти в Таганроге и тайном уходе в монашество), затем — Ангел Дорофеич Дю-Шарио (Ангел — прозвище того же монарха в кругах близких и приближённых, Дорофеич — от Дорофей — дар Божий (греч.), следом — Эраст Грустилов (опять царь Александр I). Под разными иносказательными именами перечисляются возлюбленные Александра и их влияние на его правление. Появление обобщённого образа Пфейферши (прототипы — баронесса В.Ю. фон Крюгенер и Е.Ф. Татаринова) отмечает начало второй половины царствования Александра I и погружение «верхов» и общества в тёмный мистицизм и социальное мракобесие. Предаваясь в компании мистически-спиритических великосветских дам покаянию, реальный царь исчезает в никуда.

«Подтверждение покаяния. Заключение»

Весь этот мистический сброд и бред разгоняется вновь возникшим некогда обиженным офицером (Угрюм-Бурчеевым — Аракчеевым (1769—1834), «угрюмым идиотом», «обезьяной в мундире», впавшим в немилость при Павле I и вновь призванным Александром I). Первая часть главы посвящена борьбе его за воплощение безумной идеи военных поселений для содержания армии в мирное время, вторая — критике русского либерализма. Аракчеев, расцветший в годы «освобождения» крестьян от крепостного права, возмущал Щедрина беспринципностью, идеализмом и непоследовательной осторожностью, пустозвонством и непониманием реалий российской жизни. В список мучеников либеральной идеи, приведённый в последней главе книги, и их деяний попадают и декабристы, к деятельности которых Щедрин не мог не относиться иронически, зная Россию и понимая, насколько фантастичными были упования декабристов на свержение самодержавия с помощью их тайных обществ и восстания на Сенатской площади. Последним в ряду градоначальников, описанных в «Летописце», назван Архистратиг Стратилатович Перехват-Залихватский — образ, вновь возвращающий нас к Николаю I. «Утверждал, что он отец своей матери. Вновь изгнал из употребления горчицу, лавровый лист и прованское масло…» Таким образом, история города Глупова в «Летописце» возвращается на круги своя. Всё в ней готово к новому циклу. Особенно ясен этот намёк в утверждении Архистратига о том, что он отец своей матери. Фантасмагорический гротеск прочитывается ясно.

Заключая повествование о великой книге М.Е. Салтыкова-Щедрина, заметим только, что, читая её, нужно иметь в виду высказывание Тургенева об авторе: «Он лучше всех нас знал Россию».

Источник (в сокращении): Михальская, А.К. Литература: Базовый уровень: 10 класс. В 2 ч. Ч. 1: уч. пособие / А.К. Михальская, О.Н. Зайцева. - М.: Дрофа, 2018