1924–2001

В этой книжке есть рассказ «Васюткино озеро». Судьба его любопытна. В городе Игарке преподавал когда-то русский язык и литературу Игнатий Дмитриевич Рождественский, известный потом сибирский поэт. Преподавал он, как я теперь понимаю, свои предметы хорошо, заставлял нас «шевелить мозгами» и не слизывать из учебников изложения, а писать сочинения на вольные темы. Вот так он однажды предложил написать нам, пятиклассникам, о том, как прошло лето. А я летом заблудился в тайге, много дней провёл один и вот об этом обо всём и написал. Сочинение моё было напечатано в рукописном школьном журнале под названием «Жив». Много лет спустя я вспомнил о нём, попробовал восстановить в памяти. Так вот и получилось «Васюткино озеро» – мой первый рассказ для детей.

Рассказы, включённые в эту книжку, написаны в разное время. Почти все они о моей родине – Сибири, о далёком деревенском детстве, которое, несмотря на трудное время и сложности, связанные с ранней гибелью мамы, всё-таки было удивительно светлой и счастливой моей порой.

Это озеро не отыщешь на карте. Небольшое оно. Небольшое, зато памятное Васютке. Ещё бы! Мала ли честь для тринадцатилетнего мальчишки – озеро, названное его именем! Пускай оно и не велико, не то что, скажем, Байкал, но Васютка сам нашёл его и людям показал. Да, да, не удивляйтесь и не думайте, что все озёра уже известны и что у каждого есть своё название. Много ещё, очень много в нашей стране безымянных озёр и речек, потому что велика наша Родина, и сколько по ней ни броди, всё будешь находить что-нибудь новое, интересное.

Рыбаки из бригады Григория Афанасьевича Шадрина – Васюткиного отца – совсем было приуныли. Частые осенние дожди вспучили реку, вода в ней поднялась, и рыба стала плохо ловиться: ушла на глубину.

Холодная изморозь и тёмные волны на реке нагоняли тоску. Не хотелось даже выходить на улицу, не то что выплывать на реку. Заспались рыбаки, рассолодели от безделья, даже шутить перестали. Но вот подул с юга тёплый ветер и точно разгладил лица людей. Заскользили по реке лодки с упругими парусами. Ниже и ниже по Енисею спускалась бригада. Но уловы по-прежнему были малы.

– Нету нам нынче фарту, – ворчал Васюткин дедушка Афанасий. – Оскудел батюшко Енисей. Раньше жили как Бог прикажет, и рыба тучами ходила. А теперь пароходы да моторки всю живность распугали. Придёт время – ерши да пескари и те переведутся, а об омуле, стерляди и осетре только в книжках будут читать.

Спорить с дедушкой – дело бесполезное, потому никто с ним не связывался.

Далеко ушли рыбаки в низовье Енисея и наконец остановились.

Лодки вытащили на берег, багаж унесли в избушку, построенную несколько лет назад учёной экспедицией.

Григорий Афанасьевич, в высоких резиновых сапогах с отвёрнутыми голенищами и в сером дождевике, ходил по берегу и отдавал распоряжения.

Васютка всегда немного робел перед большим, неразговорчивым отцом, хотя тот никогда его не обижал.

– Шабаш, ребята! – сказал Григорий Афанасьевич, когда разгрузка закончилась. – Больше кочевать не будем. Так, без толку, можно и до Карского моря дойти.

Он обошёл вокруг избушки, зачем-то потрогал рукой углы и полез на чердак, подправил съехавшие в сторону пластушины корья на крыше. Спустившись по дряхлой лестнице, он тщательно отряхнул штаны, высморкался и разъяснил рыбакам, что избушка подходящая, что в ней можно спокойно ждать осеннюю путину, а пока вести промысел паромами и перемётами. Лодки же, невода, плавные сети и всю прочую снасть надобно как следует подготовить к большому ходу рыбы.

Потянулись однообразные дни. Рыбаки чинили невода, конопатили лодки, изготовляли якорницы, вязали, смолили.

Раз в сутки они проверяли перемёты и спаренные сети – паромы, которые ставили вдали от берега.

Рыба в эти ловушки попадала ценная: осётр, стерлядь, таймень, частенько налим, или, как его в шутку называли в Сибири, поселенец. Но это спокойный лов. Нет в нём азарта, лихости и того хорошего, трудового веселья, которое так и рвётся наружу из мужиков, когда они полукилометровым неводом за одну тоню вытаскивают рыбы по нескольку центнеров.

Совсем скучное житьё началось у Васютки. Поиграть не с кем – нет товарищей, сходить некуда. Одно утешало: скоро начнётся учебный год и мать с отцом отправят его в деревню. Дядя Коляда, старшина рыбосборочного бота, уже учебники новые из города привёз. Днём Васютка нет-нет да и заглянет в них от скуки.

Вечерами в избушке становилось людно и шумно. Рыбаки ужинали, курили, щёлкали орехи, рассказывали были и небылицы. К ночи на полу лежал толстый слой ореховой скорлупы. Трещала она под ногами, как осенний ледок на лужах.

Орехами рыбаков снабжал Васютка. Все ближние кедры он уже обколотил. С каждым днём приходилось забираться всё дальше и дальше в глубь леса. Но эта работа была не в тягость. Мальчишке нравилось бродить. Ходит себе по лесу один, напевает, иногда из ружья пальнёт.

Васютка проснулся поздно. В избушке одна мать. Дедушка Афанасий ушёл куда-то. Васютка поел, полистал учебники, оборвал листок календаря и с радостью отметил, что до первого сентября осталось всего десять дней.

Мать недовольно сказала:

– К ученью надо готовиться, а ты в лесу пропадаешь.

– Чего ты, мамка? Орехи кто-то должен добывать? Должен. Охота ведь рыбакам пощёлкать вечером.

– «Охота, охота»! Надо орехов, так пусть сами ходят. Привыкли парнишкой помыкать да сорить в избе.

Мать ворчит по привычке, потому что ей не на кого больше ворчать.

Когда Васютка с ружьём на плече и с патронташем на поясе, похожий на коренастого, маленького мужичка, вышел из избы, мать привычно строго напомнила:

– Ты от затесей далеко не отходи – сгинешь. Хлеба взял ли с собой?

– Да зачем он мне? Каждый раз обратно приношу.

– Не разговаривай! На вот краюшку. Не задавит она тебя. Спокон веку так заведено, мал ещё таёжные законы переиначивать.

Тут уж с матерью не поспоришь. Таков старинный порядок: идёшь в лес – бери еду, бери спички.

Васютка покорно сунул краюшку в мешок и поспешил исчезнуть с глаз матери, а то ещё придерётся к чему-нибудь.

Весело насвистывая, шёл он по тайге, следил за пометками на деревьях и думал о том, что, наверное, всякая таёжная дорога начинается с затесей. Сделает человек зарубку на одном дереве, отойдёт немного, ещё топором тюкнет, потом ещё. За этим человеком пойдут другие люди; собьют каблуками мох с валежин, притопчут траву, ягодники, отпечатают следы в грязи – и получится тропинка. Лесные тропинки узенькие, извилистые, что морщинки на лбу дедушки Афанасия. Только иные тропинки зарастают со временем, а уж морщинки-то на лице едва ли зарастут.

Склонность к пространным рассуждениям, как у всякого таёжника, появилась у Васютки. Он ещё долго думал бы о дороге и о всяких таёжных разностях, если бы не скрипучее кряканье где-то над головой.

«Кра-кра-кра!..» – неслось сверху, будто тупой пилой резали крепкий сук.

Васютка поднял голову. На самой вершине старой взлохмаченной ели увидел кедровку. Птица держала в когтях кедровую шишку и орала во всё горло. Ей так же горласто откликались подруги. Васютка не любил этих нахальных птиц. Он снял с плеча ружьё, прицелился и щёлкнул языком, будто на спуск нажал. Стрелять он не стал. Ему уже не раз драли уши за попусту сожжённые патроны. Трепет перед драгоценным «припасом» (так называют сибирские охотники порох и дробь) крепко вбит в сибиряков отроду.

Астафьев - мастер поучительных историй для молодёжи и детей, прочитав краткое содержание рассказа «Конь с розовой гривой» для читательского дневника, юный читатель сможет убедиться в этом сам.

Сюжет

Мальчик был готов выполнить задание, но заигрался с соседскими детьми. Когда пришла пора идти домой, мальчик нарвал полный короб травы, а сверху уложил ягоду. Бабушка не поняла обмана и унесла короб продавать.

На следующее утро старушке пришлось разбираться с покупательницей. Витю отругали. Ему стало очень стыдно за обман. Он был согласен на любое наказание и полностью раскаялся. Любящая бабушка после обеда вручила внуку долгожданный пряник. Этот урок запомнился мальчику на всю жизнь.

Вывод (моё мнение)

В этой статье мы поговорим о рассказе «Конь с розовой гривой». Астафьев Виктор Петрович, автор произведения, давно вошел в школьную программу. Писатель часто обращался к деревенской теме. К таким рассказам относится и рассматриваемый нами. В статье мы подробнее рассмотрим образы главных героев произведения и его краткое содержание.

Строение и краткая характеристика рассказа

Повествование в произведении ведется от первого лица. С помощью разговорной речи воспроизводит уникальный сибирский диалект Астафьев. "Конь с розовой гривой", главные герои которого отличаются самобытной речью, полной диалектизмов, богат также и образными описаниями природы: повадки животных и птиц, шорохи и звуки леса, речные пейзажи.

Теперь поговорим о строении произведения:

• Завязка - рассказчик с другими детьми идет за земляникой в лес.
• Кульминация - главный герой ворует калачи и обманывает бабушку.
• Развязка - рассказчика прощают и награждают пряником «конем».

Астафьев, «Конь с розовой гривой»: краткое содержание

Бабушка отправляет рассказчика с соседскими детьми за земляникой на увал. Если герой наберет полый туесок, то она купит ему награду - «пряник конем». Этот пряник, сделанный в виде коня с хвостом, гривой и копытами в розовой глазури, был заветной мечтой всех деревенских мальчишек и сулил им почет и уважение.

Рассказчик отправляется за земляникой вместе с детьми Левонтия, их соседа, который работал лесозаготовителем. Изображает разных по уровню жизни и достатку деревенских обитателей Астафьев («Конь с розовой гривой»). Главные герои и его семья сильно отличаются от левонтьевской. Так, каждые 15 дней, когда Левонтий получал зарплату, в их семье, где обычно ничего не было, начинался настоящий пир. А Васена, жена Левонтия, бегала раздавала долги. В такое время рассказчик пытался во что бы то ни стало пробраться в соседский дом. Там его жалели как сироту и угощали вкусностями. Но бабушка не пускала внука, она не хочет, чтобы он общался с левонтьевскими. Однако деньги быстро заканчивались, и уже через пару дней Васена вновь бегала по деревне, уже одалживая.

Левонтьевская семья жила бедно, даже бани у них своей не было. А тын, выстраиваемый каждой весной, осенью разбирался на растопку.

Тем временем отправились по ягоду главные герои. Астафьев («Конь с розовой гривой» в этом отношении - очень показательное произведение) изображает не только социальные различия между семьями, но и нравственные. Когда рассказчик уже набрал почти полную корзинку земляники, левонтьевские затеяли ссору из-за того, что младшие дети ели ягоду вместо ее сбора. Началась драка, и всю землянику высыпали из посуды, а потом и съели. После этого ребята отправились к Фокинской речке. И тут выяснилось, что у нашего героя ягода осталась вся целая. Тогда Санька, старший левонтьевский мальчик, подбил рассказчика съесть ее, взяв «на слабо».

Только вечером рассказчик вспомнил, что туесок его пуст. Он испугался возвращаться домой с пустыми руками. Тогда Санька «подсказал», как быть - положить в посуду травы и присыпать ее ягодой.

Обман раскрылся

Итак, теперь мы можем ответить на вопрос о том, какие главные герои рассказа. В. П. Астафьев, как не сложно заметить, акцентирует внимание не только на рассказчике. Поэтому мы можем причислить к главным героям также Саньку и бабушку.

Но вернемся к повествованию. Бабушка похвалила внука за богатую добычу и решила не пересыпать землянику - так и везти продавать. На улице рассказчика поджидал Санька, который потребовал плату за свое молчание - калачи. Рассказчику пришлось их воровать из кладовки, пока соседский мальчик не наелся. Ночью совесть не давала герою спать, и он решил утром рассказать все бабушке.

Но бабушка уехала до того, как проснулся главный герой рассказа «Конь с розовой гривой». Витя отправился на рыбалку вместе с Санькой. Там они с берега увидели лодку, на которой плыла бабушка, погрозившая внуку кулаком.

Домой рассказчик вернулся поздним вечером и спать отправился в кладовку. Наутро возвратился с заимки дед, который велел попросить прощения у бабушки. Пожурив героя, Катерина Петровна усадила того завтракать. И пряник она ему привезла, тот самый - «конем», память о котором осталась с героем на долгие годы.

Главный герой рассказа «Конь с розовой гривой»

Основной герой произведения - Витя. Этот мальчик потерял мать и теперь живет в сибирской деревне у бабушки с дедушкой. Несмотря на трудные для семьи времена, он всегда был обут, одет, сыт и ухожен, потому что и бабушка, и дедушка о нем заботились. Витя дружил с левонтьевскими ребятишками, что не нравилось Катерине Петровне, так как последние были плохо воспитаны и хулиганили.

Очень выразительными получились все главные герои. Астафьев («Конь с розовой гривой») изобразил их со своими неповторимыми чертами. Поэтому читатель сразу видит, насколько Витя отличается от левонтьевских детей. В отличие от них, он думает не только о себе, он знает, что такое ответственность и совесть. Витя прекрасно осознает, что поступает плохо, и это его мучает. В то время как Санька просто пользуется ситуацией, чтобы набить себе живот.

Поэтому случай с пряником настолько потряс мальчика, что он запомнился ему на всю жизнь.

Образ бабушки

Итак, еще какие главные герои рассказа? В. П. Астафьев, разумеется, уделяет большое значение образу Катерины Петровны, бабушки Вити. Она представитель прошлого поколения, очень общительна и разговорчива, обстоятельна и рассудительна, бережлива. Когда Васена пытается отдать больше денег, чем занимала, то бабушка выговаривает ей, говорит, что так с деньгами обращаться нельзя.

Катерина Петровна очень любит своего внука, однако воспитывает в строгости, часто бывает требовательной, ругает Витю. Но все это оттого, что она переживает и беспокоится о его судьбе.

Бабушка главная в доме, она всегда всем командует, поэтому ее реплики обычно звучат как приказы. Однако Катерина Петровна может быть и деликатной, что проявляется в ее разговоре с покупателем земляники.

Санька

Левонтьевские дети тоже в рассказе главные герои. Астафьев («Конь с розовой гривой») выделяет среди них старшего - Саньку. Это безрассудный, жадный, злой и беспринципный мальчик. Именно Санька вынуждает Витю сначала съесть ягоду, потом соврать бабушке, а в довершение - и воровать из дома калачи. Он живет по принципу "если у меня все плохо, то и у всех должно быть так же". В нем нет того почтения к старшим, какое есть у Вити.

Дядя Левонтий

О дяде Левонтии говорится немного, он описывается только в начале произведения. человек, бывший моряк, который сохранил любовь к свободе и морю. Он очень по-доброму относится к Вите, жалеет его - «он сирота». Но есть у Левонтия одна отрицательная черта, которая мешает ему жить хорошо, - пьянство. Нет в их семье достатка, потому что нет хозяина. Все пускает на самотек Левонтий.

Вот такие в рассказе главные герои. Астафьев («Конь с розовой гривой» - автобиографичная повесть) очень многое вложил в персонажей и в рассказ из своего детства. Наверное, именно поэтому все персонажи получились настолько живыми и самобытными.

Рассказ Виктора Астафьева “Конь с розовой гривой” является автобиографическим. Автор написал об эпизоде своего детства, который помнит до сих пор, как он, чтобы заполучить пряник в виде коня с розовой гривой, обманул бабушку, на это его надоумил соседский мальчишка Санька. Рассказ написан от лица мальчика Вити.

Краткое содержание рассказа “Конь с розовой гривой”

Витя с Левонтьевскими ребятишками отправляется на увал за земляникой . Бабушка Катерина Петровна пообещала мальчику, что продаст его туесок с земляникой и привезёт пряник в виде коня с розовой гривой. Мальчик собрал почти было более половины туеска. Но соседский Санька спровоцировал его высыпать все ягоды на траву, и Левонтьевская “орда” всё съела.

Потом ребята пробаловались весь день у реки, а когда день клонился к закату, не с чем им было возвращаться домой. Хитрый Санька подучил Витю натолкать в туесок травы и присыпать горстью ягод. Опасаясь бабушку, он так и сделал. Хотя знал, что возмездие неизбежно.

Бабушка отвезла в город на базар ягоды , ничего не подозревая, обман вскрылся только при продаже. Когда Катерина Петровна приплыла из города, на следующий день она устроила внуку разнос в виде того, что всякому встречному рассказывала, какой он мошенник и что из него вырастет.

Витя и так уже раскаялся, на счастье, в этот день вернулся дед с заимки, который жалел внука, он и подсказал ему, что делать нечего, надо просить у бабушки прощение. Бабушка простила, а пряник конём для внука припасла.

Краткий пересказ рассказа “Конь с розовой гривой”

План краткого пересказа “Конь с розовой гривой”:

Рассмотрим теперь более подробно каждый пункт .

Рассказ начинается с того, что бабушка пришла от соседей, их ребята собирались идти за земляникой на увал. И велела внуку сходить с ними, за это привезёт ему пряник. Это мечта всех деревенских мальчишек, обладатель его достоин уважения и почёта.

Далее, автор рассказывает о соседях : дяди Левонтии, его жене Васены и кучи их ребятишек. Дядя Левонтий занимался заготовкой леса. В день получки у них в доме был пир горой, а жена дяди Левонтия Васеня шла раздавать долги, в том числе и бабушке Катерине, и при незначительной сумме долга в 7 или 10 рублей”. Для Вити было целью жизни пробраться в дом дяди Левонтия в день его зарплаты, послушать песню про “малютку облизьну”, Левонтий жалел внука Катерины Петровны, как сироту и всегда сажал его за стол. Пиршество всегда заканчивалось дебошем Левонтия, а его жена опять принималась ходить занимать у соседей до следующей получки.

С Левонтьевскими ребятами Витя отправился собирать землянику. По дороге на увал детвора балуется, безобразничает, например, забрела в чей-то огород, а там ничего, кроме лука-батуна, не было, так они и его нарвали. На увале Левонтьевские ребята затеяли свару и съели всю землянику, которую собрали. Санька был самым вредным и злым подстрекателем, обозвал Витю жадиной и взял на “слабо”, тот и высыпал всю свою землянику, которую левонтьевские мигом смели.

Остаток дня дети пробегали у реки, а вечером тот же Санька надоумил Витю обмануть бабушку и натолкать в корзинку травы и засыпать сверху ягод. Так он и сделал, и бабушка ничего не заметила, даже похвалила его. Потом мальчик похвастался Саньке о содеянном, а тот сказал, что всё расскажет бабуле, и Витя для него крал калачи у бабушки.

Ночью мальчик долго не мог заснуть, он уже жутко раскаивался о содеянном и хотел признаться во всём бабушке сам, но не стал тревожить её сон, а утром рано она уплыла в лодке в город на базар продавать ягоды.

На следующий день, томимый тяжелым предчувствием о том, что будет, когда бабушка вернется из города, ведь обман всё равно вскроется, Витя проводит на рыбалке с Санькой и его ребятами . Санька опять предлагает Витьке “план” – убежать из дома и спрятаться.На это Витя запротестовал уже.

Вечером бабуля вернулась из города и, завидев лодку, мальчик бросился наутёк. Он думал переночевать у двоюродного брата Кеши, но его мать, тётя Феня, накормила его, расспросила и сама отвела домой.

Эту ночь мальчик провёл в кладовке в сенях , там была устроена постель из половиков. Утром он увидел, что накрыт дедушкиным полушубком, чему очень обрадовался, поскольку дед всегда заступался за внука. Вот и в этот раз бабушка не на шутку рассердилась, поскольку только на базаре обнаружилось мошенничество внука. Всем, кого Катерина Петровна встречала в тот день, она рассказывала о жульничестве внука.

Бабушка простила внука, после того, как тот попросил у неё прощение, а пряник с конём всё равно ему привезла.

О чём рассказ “Конь с розовой гривой”

Содержание рассказа очень поучительно. Через него читатель видит, как маленький мальчик глубоко переживает из-за обмана, в который его втягивает соседский мальчик из неблагополучной семьи, который своим авторитетом пытается доминировать над всеми. Витя понимает насколько бабушка, которая его часто журит, хоть и за дело, безмерно его любит. Именно поэтому она привезла внуку пряник, несмотря на его обман. Поскольку она поняла откуда “ноги растут”, школа соседских ребятишек.

В рассказе подняты три нравственные проблемы:

• Честности;
• Долга;
• Доброты.

Ещё один урок может извлечь читатель из рассказа – это не бояться просить прощения и всегда говорить правду, если даже очень стыдно и тяжело.

Прочитайте ещё один рассказ В. П. Астафьева - «Конь с розовой гривой». О каких людях продолжает рассказывать писатель, знакомя нас с их бытом, с привычками и особенностями их характеров?

Конь с розовой гривой

Бабушка возвратилась от соседей и сказала мне, что левонтьевские ребятишки собираются на увал 1 по землянику, и велела сходить с ними.

Наберёшь туесок 2 . Я повезу свои ягоды в город, твои тоже продам и куплю тебе пряник.

Конём, баба?

Конём, конём.

Пряник конём! Это ж мечта всех деревенских малышей. Он белый-белый, этот конь. А грива у него розовая, хвост розовый, глаза розовые, копыта тоже розовые.

Бабушка никогда не позволяла таскаться с кусками хлеба. Ешь за столом, иначе будет худо. Но пряник - совсем другое дело.

Пряник можно засунуть под рубаху, бегать и слышать, как конь лягает копытами в голый живот. Холодея от ужаса - потерял! - хвататься за рубаху и со счастьем убеждаться, что тут он, конь-огонь!..

1 Увал - пологий холм, имеющий значительную протяжённость.

2 Туесок - берестяная корзинка с тугой крышкой.

С таким конём сразу почёту сколько, внимания! Ребята левонтьевские к тебе и так и эдак ластятся, и в чижа первому бить дают, и из рогатки стрельнуть, чтоб только им позволили потом откусить от коня либо лизнуть его.

Когда даёшь левонтьевскому Саньке или Таньке откусывать, надо держать пальцами то место, по которое откусывать положено, и держать крепко, иначе Танька или Санька так цапнут, что останется от коня хвост да грива.

Левонтий, сосед наш, работал на бадогах 3 вместе с Мишкой Коршуновым. Левонтий заготавливал лес на бадога, пилил его, колол и сдавал на известковый завод, что был супротив села по другую сторону Енисея.

Один раз в десять дней - а может, и в пятнадцать, я точно не помню - Левонтий получал деньги, и тогда в доме Левонтьевых, где были одни ребятишки и ничего больше, начинался пир горой.

Какая-то неспокойность, лихорадка, что ли, охватывала тогда не только левонтьевский дом, но и всех соседей. Ранним ещё утром к бабушке забегала Левонтьиха, тётка Васеня, запыхавшаяся, загнанная, с зажатыми в горсти рублями.

Да постой ты, чумовая! - окликала её бабушка. - Сосчитать ведь надо!

Тётка Васеня покорно возвращалась, и пока бабушка считала деньги, она перебирала босыми ногами, ровно горячий конь, готовый рвануть, как только приотпустят вожжи.

3 Бадога - длинные поленья.

Бабушка считала обстоятельно и долго, разглядывая каждый рубль. Сколько я помню, больше семи или десяти рублей из «запасу» на чёрный день бабушка никогда Левонтьихе не давала, потому как весь этот «запас», кажется, состоял из десяти. Но и при такой малой сумме заполошная 4 Васеня умудрялась обсчитаться на рубль, а то и на тройку.

Ты как с деньгами-то обращаешься, чучело безглазое! - напускалась бабушка на соседку. - Мне рупь! Другому рупь! Это что же получится?

Но Васеня опять юбкой вихрь взмётывала и укатывалась:

Передала ведь!

Бабушка ещё долго поносила Левонтьиху, самого Ле-вонтия, била себя руками по бёдрам, плевалась, а я подсаживался к окну и с тоской глядел на соседский дом.

Стоял он сам собою, на просторе, и ничего-то ему не мешало смотреть на свет белый кое-как застеклёнными окнами - ни забор, ни ворота, ни сенцы, ни наличники, ни ставни.

Весною левонтьевское семейство ковыряло маленько землю вокруг дома, возводило изгородь из жердей, хворостин, старых досок. Но зимой всё это постепенно исчезало в утробе русской печки, раскорячившейся посреди избы.

Танька левонтьевская так говаривала, шумя беззубым ртом, обо всём ихнем заведенье:

Зато как папа шурунёт нас - бегишь и не запнешша! Сам дядя Левонтий в тёплые вечера выходил на улицу в штанах, державшихся на единственной медной пуговице с двумя орлами, и в бязевой рубахе вовсе без пуговиц. Садился на истюканный топором чурбак, изображавший крыльцо, курил, смотрел, и если моя бабушка корила его в окно за безделье, перечисляла работу, которую он должен был, по её разумению, сделать в доме и вокруг дома, дядя Левонтий только благодушно почёсывался:

Я, Петровна, слободу люблю! - и обводил рукой вокруг себя. - Хорошо! Как на море! Ничто глаз не угнетат!

4 Заполошная - суетливая.

Дядя Левонтий плавал когда-то по морям, любил море, а я любил его. Главная цель моей жизни была - прорваться в дом Левонтия после его получки. Сделать это не так-то просто. Бабушка знает все мои повадки.

Нечего куски выглядывать! - гремела она. - Нечего этих пролетарьев объедать, у них самих в кармане - вошь на аркане.

Но если мне удаётся ушмыгнуть из дома и попасть к левонтьевским, то уж всё: тут уж я окружён бываю редкостным вниманием, тут мне полный праздник.

Выдь отсюдова! - строго приказывал пьяненький дядя Левонтий кому-нибудь из своих парнишек. И пока кто-либо из них неохотно вылезал из-за стола, пояснял детям это действие уже обмякшим голосом: - Он сирота, а вы всё ж при родителях! - И, жалостно глянув на меня, тут же взрёвывал: - Мать-то ты хоть помнишь? - Я утвердительно кивал головой, и тогда дядя Левонтий горестно облокачивался на руку, кулачищем растирал по лицу слёзы, вспоминал: - Бадога с ней по один год кололи-и-и! - И совсем уж разрыдавшись: - Когда ни придёшь... ночь, полночь... «Пропа... пропащая ты голова, Левонтий!» -скажет и... опохмели-и-ит...

Тут тётка Васеня, ребятишки дяди Левонтия и я вместе с ними ударялись в рёв, и до того становилось жалостно в избе, и такая доброта охватывала людей, что всё-всё высыпалось и вываливалось на стол, и все наперебой угощали меня и сами ели уж через силу.

Поздно вечером либо совсем уж ночью дядя Левонтий задавал один и тот же вопрос: «Что такое жисть?!» - после чего я хватал пряники, конфеты, ребятишки левон-тьевские тоже хватали что попало под руки и разбегались кто куда. Последней ходу задавала Васеня. И бабушка моя «привечала» её до утра. Левонтий бил остатки стёкол в окнах, ругался, гремел, плакал.

На следующее утро он стеклил окна, ремонтировал скамейки, стол, затем, полный мрака и раскаяния, отправлялся на работу. Тётка Васеня дня через три-четыре опять ходила по соседям и уже не взмётывала юбкою вихрь. Она снова занимала денег, муки, картошек - чего придётся...

Вот с ребятишками дяди Левонтия и отправился я по землянику, чтобы трудом своим заработать пряник. Ребятишки несли бокалы с отбитыми краями, старые, наполовину изодранные на растопку берестяные туески, а у одного парнишки был ковшик без ручки. Левонтьевские орлы бросали друг в друга посудой, барахтались, раза два принимались драться, плакали, дразнились. По пути они заскочили в чей-то огород и, поскольку там ещё ничего не поспело, напластали беремя луку-батуна, наелись до зелёной слюны, а недоеденный побросали. Оставили всего несколько перышек на свистульки. В обкусанные перья они пищали всю дорогу, и под музыку мы скоро пришли в лес, на каменистый увал.

Тут все перестали пищать, рассыпались по увалу и начали брать землянику, только-только ещё поспевающую, белобокую, редкую и потому особенно радостную и дорогую.

Я брал старательно и скоро покрыл дно аккуратненького туеска стакана на два-три. Бабушка говаривала: главное, мол, в ягодах - закрыть дно посудины. Вздохнул я с облегчением и стал собирать ягоды скорее, да и попадалось их выше по увалу больше и больше.

Левонтьевские ребятишки сначала ходили тихо. Лишь позвякивала крышка, привязанная к медному чайнику. Чайник этот был у старшого парнишки, и побрякивал он, чтобы мы слышали, что старшой тут, поблизости, и бояться нам нечего и незачем.

Вдруг крышка чайника забренчала нервно, послышалась возня.

Ешь, да? Ешь, да? А домой чё? - спрашивал старшой и давал кому-то пинка после каждого вопроса.

А-га-а-а-а! - запела Танька. - Санька тоже пожрал, так ничего-о-о-о...

Попало и Саньке. Он рассердился, бросил посудину и свалился в траву. Старшой брал, брал ягоды, и видать, обидно ему сделалось. Берёт он, старшой, ягоды, для дома старается, а те вот жрут ягоды либо вовсе на траве валяются. Подскочил старшой и пнул Саньку ещё раз. Санька взвыл, кинулся на старшого. Зазвенел чайник, брызнули из него ягоды. Бьются братья Левонтьевы, катаются по земле, всю землянику раздавили.

После драки у старшого опустились руки. Принялся он собирать просыпанные, давленые ягоды - ив рот их, в рот.

Значит, вам можно, а мне, значит, нельзя? Вам можно, а мне, значит, нельзя? - зловеще спрашивал он, пока не съел всё, что удалось собрать.

Вскоре братья Левонтьевы как-то незаметно помирились, перестали обзываться и решили сходить к Малой речке побрызгаться.

Мне тоже хотелось побрызгаться, но я не решался уйти с увала, потому как ещё не набрал полную посудину.

Бабушки Петровны испугался! Эх ты! - закривлялся Санька.

Зато мне бабушка пряник конём купит!

Может, кобылой? - усмехнулся Санька. Он плюнул себе под ноги и что-то быстро смекнул: - Скажи уж лучше - боишься её, и ещё жадный!

А хочешь, все ягоды съем? - сказал я это и сразу покаялся: понял, что попал на уду.

Исцарапанный, с шишками на голове от драк и разных других причин, с цыпками на руках и ногах, с красными окровенелыми глазами, Санька был вреднее и злее всех левонтьевских ребят.

Слабо! - сказал он.

Мне слабо? - хорохорился я, искоса глядя в туесок. Там было ягод уже выше середины. - Мне слабо? - повторял я гаснущим голосом и, чтобы не спасовать, не струсить, не опозориться, решительно вытряхнул ягоды в траву: - Вот! Ешьте вместе со мной!

Навалилась левонтьевская орда, и ягоды вмиг исчезли. Мне досталось всего несколько малюсеньких ягодок. Жалко ягод. Грустно. Но я напустил на себя отчаянность, махнул на всё рукой. Всё равно уж теперь! Я мчался вместе с левонтьевскими ребятишками к речке и хвастался:

Я ещё у бабушки калач украду!

Ребята поощряли меня: дескать, действуй, и не один калач неси. Может, ещё шанег 5 прихватишь либо пирог.

Мы брызгались из речки студёной водой, бродили по ней и руками ловили подкаменщика. Санька ухватил эту мерзкую на вид рыбину, и мы растерзали её на берегу за некрасивый вид. Потом пуляли камнями в пролетающих птичек и подшибли стрижа. Мы отпаивали стрижа водой из речки, но он пускал в речку кровь, а воды проглотить не мог, и умер, уронив головку. Мы похоронили стрижа на берегу, в гальке, и скоро забыли о нём, потому что занялись захватывающим, жутким делом: забегали в устье холодной пещеры, где жила (это в селе доподлинно знали) нечистая сила. Дальше всех в пещеру забежал Санька. Его и нечистая сила не брала!

Это ещё чё! - хвалился Санька, воротившись из пещеры. - Я бы дальше побег, вглыбь побег бы, да босой я, а там змеев гибель.

Жмеев? - Танька отступила от устья пещеры и на всякий случай подтянула спадающие штанишки.

Домовниху с домовым видел, - продолжал рассказывать Санька.

Хлопуша! - срезал Саньку старшой. - Домовые на чердаке живут да под печкой.

1 Шаньга - так называют на Севере и в Сибири ватрушку - булочку с творогом.

Санька смешался было, однако тут же оспорил старшого:

Да тама какой домовой-то? Домашний. А тут пещерный. В мохе весь, серый, дрожмя дрожит - студёно ему. А домовниха худая, глядит жалобливо и стонет. Да меня не подманишь, подойди только - схватит и слопает. Я ей камнем в глаз залимонил!..

Может, Санька и врал про домовых, но всё равно страшно было слушать, и чудилось мне - кто-то в пещере всё стонет, всё стонет. Первой деранула от этого худого места Танька, а следом за нею и все ребята с горы посыпались. Санька свистнул, заорал, поддавая нам жару...

Так интересно и весело провели мы весь день, и я совсем уж забыл про ягоды. Но настала пора возвращаться домой. Мы разобрали посуду, спрятанную под деревом.

Задаст тебе Катерина Петровна! Задаст! - заржал Санька. - Ягоды-то мы съели... Ха-ха! Нарочно съели! Ха-ха! Нам-то ништяк! Ха-ха! А тебе-то хо-хо!..

Я и сам знал, что им-то, левонтьевским, «ха-ха», а мне «хо-хо». Бабушка моя, Катерина Петровна, - не тётка Васеня.

Тихо плёлся я за левонтьевскими ребятами из лесу. Они бежали впереди меня гурьбой и гнали по дороге ковшик без ручки. Ковшик звякал, подпрыгивая на камнях, и от него отскакивали остатки эмалировки.

Знаешь чё? - поговорив с братанами, вернулся ко мне Санька. - Ты в туес травы натолкай, а сверху ягод - и готово дело! «Ой, дитятко моё! - принялся с точностью передразнивать мою бабушку Санька. - Пособил тебе воспо-одь, сиротинке, пособил...» -И подмигнул мне бес Санька, и помчался дальше, вниз с увала.

Повздыхал, повздыхал я, даже чуть было не всплакнул, и принялся рвать траву. Нарвал, натолкал в туесок, потом насобирал ягод, заложил ими траву, получилось земляники даже с «копной».

Дитятко ты моё! - запричитала бабушка, когда я, замирая от страха, передал ей свою посудину. - Господь тебе, сиротинке, пособил!.. Уж куплю я тебе пряник, да самый большущий. И пересыпать ягодки твои не стану к своим, а прямо в этом туеске увезу...

Отлегло маленько.

Я думал, сейчас бабушка обнаружит моё мошенничество, даст мне что полагается, и уже приготовился к каре за содеянное злодейство.

Но обошлось. Всё обошлось. Бабушка унесла туесок в подвал, ещё раз похвалила меня, дала есть, и я подумал, что бояться мне пока нечего и жизнь не так уж худа.

Я поел и отправился на улицу играть, и там дёрнуло меня сообщить обо всём Саньке.

А я расскажу Петровне! А я расскажу!..

Не надо, Санька!

Принеси калач, тогда не расскажу.

Я пробрался тайком в кладовку, вынул из ларя калач и принёс его Саньке под рубахой. Потом ещё принёс, потом ещё, пока Санька не нажрался.

«Бабушку надул. Калачи украл. Что только будет?» - терзался я ночью, ворочаясь на полатях. Сон не брал меня, как окончательно запутавшегося преступника.

Ты чего там елозишь? - хрипло спросила из темноты бабушка. - В речке небось опять бродил? Ноги опять болят?

Не-е, - откликнулся я, - сон приснился...

Спи с Богом! Спи, не бойся. Жизнь страшнее снов, батюшке..

«А что, если разбудить её и всё-всё рассказать?»

Я прислушался. Снизу доносилось трудное дыхание

бабушки. Жалко её будить: устала она, ей рано вставать.

Нет уж, лучше я не буду спать до утра, скараулю бабушку, расскажу ей обо всём: и про туесок, и про домовниху с домовым, и про калачи, и про всё, про всё...

От этого решения мне стало легче, и я не заметил, как закрылись глаза. Возникла Санькина немытая рожа, а потом замелькала земляника, завалила она и Саньку, и всё на этом свете.

На полатях запахло сосняком, холодной таинственной пещерой...

Дедушка был на заимке 6 , километрах в пяти от села, в устье речки Маны. Там у нас была посеяна полоска ржи, полоска овса и полоска картошек.

О колхозах тогда ещё только начинались разговоры, и селяне наши пока жили единолично. У дедушки на заимке я любил бывать. Спокойно у него там, обстоятельно как-то. Может, оттого, что дедушка никогда не шумел и даже работал неторопливо, но очень уёмисто и податливо. Ах, если бы заимка была ближе! Я бы ушёл, скрылся. Но пять километров для меня были тогда огромным, непреодолимым расстоянием. И Алёшки, моего братана, нет. Недавно приезжала тётка Августа и забрала Алёшку с собой на лесоучасток, где она работала.

Слонялся я, слонялся по пустой избе и ничего другого не смог придумать, как податься к левонтьевским.

Уплыла Петровна? - усмехнулся Санька и цыркнул слюной в дырку меж передних зубов. У него в этой дырке мог поместиться ещё один зуб, и мы страшно завидовали этой Санькиной дырке. Как он в неё плевал!

Санька собирался на рыбалку и распутывал леску. Малые левонтьевские ходили возле скамеек, ползали, ковыляли на кривых ногах. Санька раздавал затрещины направо и налево за то, что малые лезли под руку и путали леску.

Крючка нету, - сердито сказал он. - Проглотил, должно, который-то.

6 Заимка - земельный участок вдали от села, освоенный (вспаханный) его владельцем.

Ништяк,- успокоил меня Санька. - У тебя много крючков, дал бы. Я б тебя на рыбалку взял.

Я обрадовался и помчался домой; схватил удочки, хлеба, и мы подались к каменным бычкам, за поскотину 7 , спускавшуюся прямо в Енисей ниже села.

Старшого левонтьевского сегодня не было. Его взял с собой «на бадоги» отец, и Санька командовал напропалую. Поскольку был он сегодня старшим и чувствовал большую ответственность, то уже не задирался почти и даже усмирял «народ», если тот принимался драться.

У бычков Санька поставил удочки, наживил червяков, поплевал на них и закинул лески.

Ша! - сказал Санька, и мы замерли.

Долго не клевало. Мы устали ждать, и Санька прогнал нас искать щавель, чеснок береговой и редьку дикую.

Левонтьевские ребята умели пропитаться «от земли» - всё ели, что Бог пошлёт, ничем не брезговали и оттого были краснокожие, сильные, ловкие, особенно за столом.

Пока мы собирали пригодную для жратвы зелень, Санька вытащил двух ершей, одного пескаря и белоглазого ельца.

Развели огонь на берегу. Санька вздел на палочки рыб и начал их жарить.

Рыбки были съедены почти сырые, без соли. Хлеб мой ребятишки ещё раньше смолотили и занялись кто чем: вытаскивали из норок стрижей, «блинали» каменными плиточками по воде, пробовали купаться, но вода была ещё холодная, и мы быстро выскочили из реки отогреваться у костра. Отогрелись и повалились в ещё низкую траву.

День был ясный, летний. Сверху пекло. Возле поскотины клонились к земле рябенькие кукушкины слёзки.

7 Поскотина - пастбище, выгон.

На длинных хрустких стеблях болтались из стороны в сторону синие колокольчики, и, наверное, только пчёлы слышали, как они звенели. Возле муравейника, на обогретой земле, лежали полосатые цветки-граммофончики, и в голубые их рупоры совали головы шмели. Они надолго замирали, выставив мохнатые зобы, - должно быть, заслушивались музыкой. Берёзовые листья блестели, осинник сомлел от жары. Боярка доцветала и сорила в воду. Сосняк был в синем куреве. Над Енисеем чуть мерцало. Сквозь это мерцание едва проглядывали красные жерла известковых печей, полыхающих по ту сторону реки. Леса на скалах стояли неподвижно, и железнодорожный мост в городе, видимый из нашего села в ясную погоду, колыхался тонким кружевцем, - и если долго смотреть на него, он истоншался и кружевце рвалось.

Оттуда, из-за моста, должна приплыть бабушка. Что только будет?! И зачем я так сделал? Зачем послушался левонтьевских?

Вон как хорошо было жить! Ходи, бегай и ни о чём не думай. А теперь? Может, лодка опрокинется и бабушка утонет? Нет, уж лучше пусть не опрокидывается. Моя мать утонула. Чего хорошего? Я нынче сирота. Несчастный человек. И пожалеть меня некому. Левонтий только пьяный жалеет, и всё. А бабушка только кричит да нет-нет и поддаст - у неё не задержится. И дедушки нет. На заимке он, дедушка. Он бы не дал меня в обиду. Бабушка и на него кричит: «Потатчик! Своим всю жизнь потакал, теперь этому!..»

«Дедушка ты, дедушка, хоть бы ты в баню мыться приехал и взял меня с собой!»

Ты чего нюнишь? - наклонился ко мне Санька с озабоченным видом.

Ништяк! - утешил меня Санька. - Не ходи домой, и всё! Заройся в сено и притаись. Петровна боится - вдруг ты утонешь. Вот она как запричитает: «Уто-ну-у-ул мой дитятко, спокинул меня, сиротиночка...» - ты тут и вылезешь!

Не буду так делать! И слушаться тебя не буду!..

Ну, и лешак с тобой! Об тебе ж стараются... Во! Клюнуло! У тебя клюнуло!

Я свалился с яра 1 , переполошив стрижей в дырках, и рванул удочку. Попался окунь. Потом ёрш. Подошла рыба, начался клёв. Мы наживляли червяков, закидывали.

Не перешагивай через удилище! - суеверно орал Санька на совсем ошалевших от восторга малышей и таскал, таскал рыбёшек.

Малыши надевали их на ивовый прут и опускали в воду.

Вдруг за ближним каменным бычком защёлкали по дну кованые шесты, и из-за мыса показалась лодка. Трое мужиков разом выбрасывали из воды шесты. Сверкнув отшлифованными наконечниками, шесты разом падали в воду, и лодка, зарывшись по самые обводы в реку, рвалась вперёд, откидывая на стороны волны.

Взмах шестов, перекидка рук, толчок, - лодка вспрыгнула носом, ходко подалась вперёд. Она ближе, ближе... Вот уж кормовой давнул шестом, и лодка кивнула в сторону от наших удочек. И тут я увидел сидящего на беседке ещё одного человека. Полушалок на голове, концы его пропущены под мышки, крест-накрест завязаны на спине. Под полушалком крашенная в бордовый цвет кофта. Вынималась эта кофта из сундука только по случаю поездки в город или по большим праздникам.

Да это ж бабушка!

Рванул я от удочек прямо к яру, подпрыгнул, ухватившись за траву, засунул большой палец ноги в стрижиную норку. Подлетел стриж, тюкнул меня по голове, и я упал на комья глины. Соскочил и ударился бежать по берегу, прочь от лодки.

8 Яр - здесь: крутой край оврага.

Ты куда?! Стой! Стой, говорю! - крикнула бабушка. Я мчался во весь дух.

Я-а-а-а-авишься, я-а-а-авишься домой, мошенник! - несся вслед мне голос бабушки.

А тут ещё мужики подстегнули.

Держи его! - крикнули, и я не заметил, как оказался на верхнем конце села.

Теперь только я обнаружил, что наступил уже вечер и волей-неволей надо возвращаться домой. Но я не хотел домой и на всякий случай подался к двоюродному братишке Кешке, дяди-Ваниному сыну, жившему здесь, на верхнем краю села.

Мне повезло. Возле дяди-Ваниного дома играли в лапту. Я ввязался в игру и пробегал до темноты. Появилась тётя Феня, Кешкина мать, и спросила меня:

Ты почему домой не идёшь? Бабушка потеряет тебя!

Не-е, - ответил я как можно бодрей и беспечней.- Она в город уплыла. Может, ночует там.

Тётя Феня предложила мне поесть, и я с радостью смолотил всё, что она мне дала.

А тонкошеий молчун Кешка попил варёного молока, и мать сказала ему:

Всё на молочке да на молочке. Гляди вон, как ест парнишка, и оттого крепок.

Я уже надеялся, что тётя Феня и ночевать меня оставит. Но она порасспрашивала, порасспрашивала меня обо всём, после чего взяла за руку и отвела домой.

В доме уже не было света. Тётя Феня постучала в окно. Бабушка крикнула: «Не заперто!» Мы вошли в тёмный и тихий дом, где только и слышалось многокрылое постукивание бабочек да жужжание бьющихся о стекло мух.

Тётя Феня оттеснила меня в сени и втолкнула в пристроенную к сеням кладовку. Там была налажена постель из половиков и старого седла в головах - на случай, если днём кого-то сморит жара и ему захочется отдохнуть в холодке.

Я зарылся в половик, притих, слушая.

Тётя Феня и бабушка о чём-то разговаривали в избе. В кладовке пахло отрубями, пылью и сухой травой, натыканной во все щели и под потолком. Трава эта всё чего-то пощёлкивала да потрескивала. Тоскливо было в кладовке. Темень была густа и шероховата, вся заполненная запахом и тайной жизнью.

Под полом одиноко и робко скреблась мышь, голодавшая из-за кота. И всё потрескивали сухие травы и цветы под потолком, открывали коробочки и сорили во тьму семечки.

На селе утверждалась тишина, прохлада и ночная жизнь. Убитые дневной жарой собаки приходили в себя, вылезали из-под сеней, крылец, из конур и пробовали голоса. У моста, что проложен через Малую речку, пиликала гармошка. На мосту у нас собирается молодёжь, пляшет там, поёт.

У дяди Левонтия спешно рубили дрова. Должно быть, дядя Левонтий принёс чего-то на варево. У кого-то левон-тьевские «сбодали» жердь... Скорее всего, у нас. Есть им время сейчас промышлять дрова далеко!..

Ушла тётя Феня и плотно прикрыла дверь в сенках. Воровато прошмыгнул по крыльцу кот. Под полом стихла мышь. Стало совсем темно и одиноко. В избе не скрипели половицы, не ходила бабушка. Устала, должно быть. Мне сделалось холодно. Я свернулся калачиком и стал дышать себе на грудь.

Проснулся я от солнечного луча, пробившегося в мутное окошко кладовой. В луче мошкой мельтешила пыль. Откуда-то наносило заимкой, пашней. Я огляделся, и сердце моё радостно подпрыгнуло: на меня был накинут дедушкин старенький полушубок. Дедушка приехал ночью! Красота!

На кухне бабушка громко, возмущённо рассказывала:

Культурная дамочка, в шляпке. Говорит: «Я у вас эти вот ягодки все куплю». - «Пожалуйста, милости прошу. Ягодки-то, говорю, сиротинка горемычный собирал...»

Тут я провалился сквозь землю вместе с бабушкой и уже не мог разобрать, что говорила она дальше, потому что закрылся полушубком, забился в него, чтобы умереть скорее. Но сделалось жарко, глухо, стало невмоготу дышать, и я открылся.

Своих вечно потачил! - шумела бабушка. - Теперь этому! А он уже мошенничает! Чё потом из него будет? Каторжанец будет! Вечный арестант будет! Я вот ещё левонтьевских в оборот возьму! Это ихняя грамота!..

Но я не сдавался. Забежала в дом бабушкина племянница, спросила, как бабушка сплавала в город. Бабушка сказала, что слава Богу, и тут же принялась рассказывать:

Мой-то малой-то!.. Чего утворил!..

В это утро к нам приходило много людей, и всем бабушка говорила: «А мой-то малой-то!»

Бабушка ходила взад-вперёд, поила корову, выгоняла её к пастуху, делала разные свои дела и всякий раз, пробегая мимо дверей кладовки, кричала:

Не спишь ведь, не спишь! Я всё-ё вижу!

«Конь с розовой гривой». Художник Т. Мазурин

В кладовку завернул дедушка, вытянул из-под меня кожаные вожжи и подмигнул: ничего, дескать, не робей! Я заширкал носом.

Дед погладил меня по голове, и так долго копившиеся слёзы хлынули безудержно из моих глаз.

Ну что ты, что ты! - успокаивал меня дед, обирая большой жёсткой рукой слёзы с моего лица. - Чего же голодный-то лежишь? Попроси прощенья... Ступай, ступай, - легонько подтолкнул меня дед в спину.

Придерживая одной рукой штаны, я принял другую к глазам, ступая в избу, и заревел:

Я больше... я больше... я больше...-И ничего дальше сказать не мог.

Ладно уж, умойся да садись трескать! - всё ещё непримиримо, но уже без грозы сказала бабушка.

Я покорно умылся, долго и очень тщательно утирался рушником, то и дело содрогаясь от всё ещё не прошедших всхлипов, и присел к столу. Дед возился на кухне, сматывал на руку вожжи, ещё что-то делал. Чувствуя его незримую и надёжную поддержку, я взял со стола краюху и стал есть всухомятку. Бабушка одним махом плеснула в бокал молока и со стуком поставила посудину передо мной.

Ишь ведь, какой смирненький! Ишь ведь, какой тихонький! И молочка не попросит!..

Дед мне подморгнул: терпи. Я и без него знал: Боже упаси сейчас перечить бабушке или сделать чего не так, не по её усмотрению. Она должна разрядиться, должна высказать всё, что у неё накопилось, душу отвести должна.

Долго бабушка обличала меня и срамила. Я ещё раз раскаянно заревел. Она ещё раз прикрикнула на меня.

Но вот выговорилась бабушка. Ушёл куда-то дед. Я сидел, разглаживал заплатку на штанах, вытягивая из неё нитки. А когда поднял голову, увидел перед собой...

Я зажмурился и снова открыл глаза. Ещё раз зажмурился, ещё раз открыл. По скоблёному кухонному столу, как по огромной земле с пашнями, лугами и дорогами, на розовых копытцах скакал белый конь с розовой гривой.

Бери, бери, чего смотришь? Глядишь, зато ещё когда обманешь бабушку...

Сколько лет с тех пор прошло! Сколько событий минуло!.. А я всё не могу забыть бабушкиного пряника - того дивного коня с розовой гривой.

В. П. Астафьев