Василий Шукшин и Лидия Федосеева - одна из ярчайших пар отечественного кино. Они встретились на съемочной площадке, когда Шукшину было 35, а Федосеевой 26. У каждого за спиной был брак. Но в историю вошла именно пара Шукшин-Федосеева.

Первая встреча

Как рассказывала позже сама Лидия Николаевна, это ей Шукшин впервые в своей жизни подарил букет цветов. Полевых. Они ехали со съемочной группой в автобусе по Крыму. Была сделана остановка. Шукшин успел собрать цветы и спрятал их под полой пиджака. А потом преподнес Лидии, которая сидела в тот момент одна в пустом автобусе. До этого они вместе ехали из Москвы в поезде. А еще раньше Федосеева, узнав, что партнером в картине у нее будет Шукшин, мягко говоря, не обрадовалась. До этого она сталкивалась с Василием Макаровичем почти 10 лет назад, будучи первокурсницей ВГИКа. Шукшин на тот момент был старшекурсником (учиться он пришел после армии, отслужив 3 года на флоте, да еще успел поработать, в том числе директором сельской школы в родном алтайском селе Сростки). В институте между ними произошел конфликт. Шукшин отчитал юную Лидочку, да так эмоционально, что девушке казалось, что, будь у него под рукой хворостина, он бы ее отстегал. В общем, воспоминания о нем остались не самые приятные.

Конечно, она потом не раз слышала его имя. Рассказы Шукшина печатали в центральных литературных журналах, он снялся в нескольких фильмах, и все они «выстрелили». Самой первой была картина «Два Федора», где он сыграл еще студентом. А первая книга Шукшина под названием «Сельские жители» вышла за год до его встречи с Лидией на съемочной площадке.

Василий Шукшин в фильме «Два Федора», 1958 год. Фото: Кадр из фильма

Судьбоносная «Калина красная»

Как уже известный писатель и актер Шукшин ехал в мягком купе, но не усидел в своих хоромах и отправился к артистам в обычный плацкартный. Там уже пели. В какой-то момент Лидия затянула «Калину красную». Шукшин начал подпевать. Когда народ стал укладываться спать, Василий ушел к себе, но скоро вновь вернулся. Шепотом они проговорили всю ночь. Рассказывала, в основном, она, а он по своей писательской привычке выспрашивал: о детстве, юности.

Лидия Николаевна выросла в ленинградской коммуналке. Пережила блокаду. У нее рано обнаружились актерские способности, которые она развивала со школьной скамьи - ходила в драмкружок при Доме кино. В старших классах снялась в эпизодических ролях в фильмах «Максим Перепелица» и «Два капитана». Поступила во ВГИК, где встретила первого мужа, актера Вячеслава Воронина . В этом браке родилась дочка Настя. Однако сам союз оказался непрочным. После развода Настя росла вместе с отцом и его мамой. Лидия Николаевна в это время заканчивала институт. Однако пребывание Насти у отца и бабушки затянулось вплоть до ее взросления.

Маргарита Кошелева и Лидия Федосеева в кинофильме «Сверстницы». 1959 г. Фото: РИА Новости

Была маленькая дочка, Катя, и у Василия Шукшина. Ее мама, Виктория Софронова работала редактором в одном из литературных журналов. С Василием они познакомились на обсуждении одной из его повестей. Официально этот брак не был зарегистрирован. К Кате, своему первенцу, Шукшин относился трепетно. Об этом свидетельствуют письма, которые он писал дочке, тогда еще младенцу. Писал, что называется, «на вырост». Когда у Василия Макаровича образовалась семья с Лидией Федосеевой и одна за другой появились на свет Маша и Оля, Шукшин не переставал заботиться о старшей дочери. Екатерина Шукшина всегда отзывалась и отзывается об отце с огромным уважением и любовью. Вспоминает, что когда мама после окончательного расставания с Василием Макаровичем вышла замуж, то повесила в квартире портрет Шукшина. На удивленные вопросы окружающих отвечала: «Это отец Кати!»

Семейное гнездо

Сближение Шукшина и Федосеевой продолжилось по возвращении со съемок в Москву. Однажды Василий вручил Лидии ключи от своей небольшой холостяцкой квартиры. Столичная прописка и жильё достались Шукшину с большим трудом. После окончания ВГИКа он почти десять лет скитался по Москве - ночевал то на вокзалах, то у друзей, бывало, лазил в окно общежития родного ВГИКа, где молодые товарищи давали ему кров в обход существующих правил. Из вещей с собой - портфель с рукописями.

Василий Шукшин с мамой Марией Сергеевной, 1932 год. Фото: Commons.wikimedia.org

На свой первый крупный гонорар Шукшин купил на родине, в Алтайском крае, дом для матери Марии Сергеевны . Потом сам построил баню. А в московской квартире был только матрас. Дочь Шукшина Мария рассказывала, что первую мебель Лидия Николаевна купила по сходной цене в магазине «Детский мир». Это был маленький столик и два стульчика. Шиковать - это и в дальнейшем будет не про них. После рождения двух дочерей продолжали жить в той же однокомнатной квартире. Пока девочки спали, Шукшин работал на пишущей машинке в туалете. Он клал на колени доску, ставил на нее машинку. Жилье, соответствующее его статусу известного писателя, актера и режиссера, он получил за несколько лет до кончины. Это была четырехкомнатная квартира в центре Москвы, где собственными руками он выложил на кухне плитку. Она, к слову, спустя полвека продолжает украшать семейное гнездо Шукшиных.

Василий Шукшин и Лидия Федосеева. Фото: www.globallookpress.com

«Умирал» на экране и в жизни

Семейный союз с Лидией Николаевной со временем стал и творческим тандемом.

В двух своих знаменитых фильмах - «Печки лавочки» и «Калина красная» - на роль главной героини он выбрал Федосееву. Дуэт был настолько органичен, что зрители безоговорочно приняли пару. К слову, название повести «Калина красная», по которой Шукшин снимал фильм, придумала Лидия Николаевна. Эту повесть Василий Макарович написал в больнице, куда слег с обострением язвы. Болезнь эта мучила с момента прохождения срочной службы на флоте. Первой он дал прочитать рукопись жене. Как она потом сама вспоминала, повесть о судьбе бывшего уголовника произвела на нее такое сильное впечатление, что она проплакала всю ночь. Рукопись была без названия. И во время разговора с мужем по телефону Лидия предложила: «Пусть будет называться «Калина Красная». Шукшин согласился. Предполагалось, что в картине Шукшин и Федосеева вместе исполнят и саму песню «Калина красная», но для этого было необходимо купить авторские права у композитора Френкеля . Средств на это категорически не хватало. Бюджет картины был даже не скудный - нищенский. Съемочное оборудование - старое. Все это с лихвой покрывал режиссерский и актерский талант Шукшина, который взялся и за главную мужскую роль. По воспоминаниям Лидии Федосеевой, когда Шукшин «умирал» в кадре, вся съемочная группа плакала. А когда этот эпизод озвучивали, у самой актрисы случился гипертонический криз.

«Калина красная». Дуэт был настолько органичен, что зрители безоговорочно приняли пару. Кадр из фильма

«Я Матвея убил!»

Шукшин своим примером неимоверно высоко поднимал творческую планку. Иначе он не мог. Близкий его друг и земляк, документалист Александр Саранцев, однажды вспомнил показательный в этом смысле эпизод. Пришел он к Василию Макаровичу. Тот был дома один. Сидел за пишущей машинкой и рыдал. - «Что случилось, Вася?» - «Саня-а… Я… Матвея убил!» (персонаж романа «Я пришел дать вам волю»). Каждого своего героя он пропускал через сердце. Может, поэтому оно и не выдержало…

Шукшин ушел на пике славы, в расцвете творческих сил, было ему всего-то 45 лет. Это произошло в 1974 году - когда фильм «Калина красная» стал абсолютным лидером проката в стране. На него было продано 62 миллиона билетов.

Трагедия случилась осенью на съемках фильма Сергея Бондарчука «Они сражались за Родину», где у Василия Макаровича была одна из главных ролей. До конца съемок оставалось всего несколько дней. Группа уже не первый месяц жила на теплоходе, поскольку съемки шли на берегу реки Дон. Актер Георгий Бурков , также занятый на этой картине, вспоминал, что незадолго до неожиданной кончины Шукшин делил с ним гримерку. Василий Макарович что-то рисовал на пачке сигарет. Когда коллега поинтересовался, что именно, Шукшин ответил: похороны. Бурков обругал друга, сказал, что все это - глупости, и забрал у него пачку. А спустя пару дней, утром 2 октября, заглянув в каюту Шукшина, он обнаружил его мертвым. Приехавшие врачи причиной смерти назвали сердечную недостаточность.

«Будь человеком»

Многие близкие друзья отказывались в это верить. Им показалось странным, что у аккуратиста Шукшина по каюте были разбросаны бумаги. При этом сам он лежал на кровати. Были в этой истории и другие странности. Но официальная версия так и осталась первоначальной - проблемы с сердцем.

Благодаря настойчивости Сергея Бондарчука, похоронили Василия Макаровича на Новодевичьем кладбище. А благодаря приехавшей с Алтая маме тайно отпели. А покаялся он всенародно на экране, когда его герой в «Калине красной» перед самой смертью говорит: «Господи, прости меня, если сможешь!». Зрители сравнивали ощущение от просмотра этого эпизода с подсматриванием чужой исповеди.

Уверуй, что все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наше страдание - не отдавай всего этого за понюх табаку.

Мы умели жить. Помни это. Будь человеком».

….Лидия Николаевна очень тяжело пережила смерть мужа. Рассказывала, что после похорон услышала от его мамы Марии Сергеевны неожиданную фразу. Мол, ты еще молодая. Можешь выйти замуж. Тогда убитой горем вдове это показалось странным. Но случилось именно так. В ее жизни будет еще два брака, но в истории она навсегда останется Федосеевой-Шукшиной.

• 
  © Василий Шукшин и Лидия Федосеева-Шушкина в фильме «Калина красная», 1974 год
• 
  © Лидия Федосеева-Шукшина в фильме «Они сражались за родину», 1975 год
• 
  © Лидия Федосеева-Шукшина и Андрей Миронов в многосерийном фильме «12 стульев», 1976 год
• 
  © Лидия Федосеева-Шукшина в фильме «Вам и не снилось», 1980 год

Гибель Василия Шукшина, скоропостижно скончавшегося 2 октября 1974 года на теплоходе "Дунай" во время съемок фильма Сергея Бондарчука "Они сражались за Родину" , до сих пор окутана тайной.

Многие сплетничали, что Шукшин умер от пьянства. Сообщается, что писателя уже давно мучили приступы язвы желудка, которые преследовали его ещё с молодости, когда он страдал из-за пристрастия к алкоголю. Однако последние семь лет, по свидетельству жены писателя Лидии Федосеевой-Шукшиной, он не притрагивался к спиртному.

Кроме того, официальный диагноз - сердечная недостаточность - только усугублял подозрения о его насильственной смерти. Очевидцы, такие, как актер, друг Шукшина, Георгий Бурков, который обнаружил его первым, унесли какие-то тайны гибели Шукшина в могилу.

Вопросы так и остались без ответа. И все-таки, кое-кто об этом еще пытается напомнить.

До смерти довёл "инфарктный" газ? (выдержка из публикации журналиста Феликса Медведева в газете Версия, 31.8.2004)

Помню эти сумасшедшие проводы в Доме кино на Васильевской и на Новодевичьем кладбище. Такого, как тогда говорили старожилы, Москва не видела со времён похорон Маяковского. Непомерен был эмоциональный накал, десятки тысяч людей собрались.

Слухи о якобы насильственной смерти придали прощанию с Шукшиным мистический характер. Власти стали по-настоящему его бояться. Чего стоит тот факт, что много сил и времени он отдал пробиванию своего бунтарского фильма о Степане Разине. И вроде бы не запрещали, но ставили различные препоны к осуществлению авторского замысла.

Смерть Шукшина и в самом деле загадочна, осталась масса вопросов. Даже очевидцы, свидетели, такие как актёр Бурков, унесли тайны гибели Шукшина в могилу.

Бурков до гробовой доски отказывался от публичных рассказов о последнем дне жизни Шукшина. Если его принуждали появиться на очередных поминках, он напивался и не приходил вовсе.

Однажды, оказавшись в командировке в США вместе с режисёром Сергеем Бондарчуком, я решил выведать у него тайну смерти Шукшина. Тот лишь намекнул: "Смерть странная. Официальный диагноз: сердечная недостаточность. Но перед съёмками Шукшина обследовали в Кремлёвской больнице и ничего серьёзного не нашли".

Кто-то распространил слух, что в каюту, где жил Шукшин, в тот роковой вечер пустили "инфарктный" газ, не оставляющий следов. Говорят, что подобным образом у нас с тех пор избавились от достаточного количества неугодных персон.

Александр Панкратов-Черный: Шукшина отравили

И вот еще раз напомнил об этом замалчиваемом событии артист Александр Панкратов-Черный, который вместе с другими (Валерием Золотухиным, Алексеем Булдаковым, Людмилой Хитяевой) приехал на Алтай на ежегодные Всероссийские Шукшинские чтения. В среду, 22 июля в Государственной филармонии Алтайского края Панкратов-Черный сделал неожиданное для всех заявление, сообщает Комсомольская правда .

"Васю Шукшина убили! А потом хотели убить и меня!", – заявил Панкратов-Черный, когда ему дали слово. "Несколько лет назад на горе Пикет я сказал об этом вслух. После этого на меня было совершено покушение. Позже встретил полковника КГБ и спросил: "Ну что ж вы меня до конца-то не добили?". А он ответил: "А мы за правду не убиваем".

Панкратов-Черный также заявил, что по словам Нонны Мордюковой, Шукшин "на съемках чувствовал себя нормально, не было у него никакой сердечной болезни. Тело Шукшина не вскрывали! Его прислали из Волгограда в цинковом гробу, с крашеными волосами, как он снимался".

По словам актера, об этом знали многие - и Сергей Бондарчук, и Георгий Бурков, и другие. Но все боятся говорить об этом вслух. Упомянул Панкратов-Черный и о своих догадках, почему убили Василия Макаровича, сообщает Амител .

"С Шукшиным хотели погубить русский дух. Боялись, что Васька собрался снимать фильм про Стеньку Разина. Ух, он бы так его сыграл, что мало не показалось бы! Вот и испугались, что он призовет народ к бунту".

Александр Панкратов-Черный о Шукшине (выдержка из публикации журналиста Феликса Медведева в газете "Версия", 31.8.2004)

Я считаю Шукшина единственным последователем Гоголя и Достоевского. Вот перечитываю Василь Макарыча - насколько просты и добродушны его рассказы и в то же время как они глубоки и серьёзны. По поводу одного из моих фильмов мне даже говорили в советские времена: "Панкратов-Чёрный открыл достоевщину в творчестве Шукшина". Правильно, я искал Достоевского в Шукшине - и нашёл. А Василь Макарыч нашёл истину в Гоголе. Как-то он мне говорил: "Пишу рассказ, буксую что-то. Вот Гоголь, что же такое он написал?! Птица-тройка мчится через все страны, государства, а кто же в бричке-то сидит? И кто же эту бричку ведёт? Неужели Россию нельзя изменить?"

За Шукшина я всю жизнь борюсь. Нынче время лихое, без денег ни шагу. На свои постановки по Шукшину приходится выклянчивать их у губернаторов, а у них непросто всё: один пообещал, да слетел со своего кресла, другой всё обещаниями кормил, а третий в ответ: "Простите, Саша, а что Шукшин для Алтая сделал?" Представляешь! Ну как ответить на это, и я только пожал плечами: "Мне кажется, что он для России сделал столько же, сколько и для всей мировой литературы".

Похоронили Шукшина все-таки там, где он и хотел (выдержка из публикации журналиста Феликса Медведева в газете "Версия", 31.8.2004)

Шукшина также рассказала об одном мистическом разговоре с мужем, когда они, гуляя по Новодевичьему кладбищу, искали могилу Есенина, которого очень любил Шукшин. Они не знали тогда, что есенинская могила находится на Ваганьковском.

"Выходим с кладбища, - рассказывает Шукшина, - Вася молчит. И вдруг заговорил глухо, смиренно: "Случится что со мной, не похоронят меня здесь". А я без всякой побочной мысли брякнула: "Нет, Вася, я похороню".

А он: "Ну, смотри". Как у меня вырвались такие страшные пророческие слова, не знаю. Видно, Господу нужно было вложить их в мои уста. А могила его находится по аллее с писателями-классиками".

Правда, чтобы любимого народом актёра и писателя похоронили на престижном кладбище Новодевичьего монастыря, как когда-то обещала Василию Макаровичу Лидия Николаевна, пришлось дойти до самого премьера Косыгина.

В ГОД 7041-й. СКАЗАНИЕ О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ ВСЕЯ РУСИ ВАСИЛИИ ИВАНОВИЧЕ, О ТОМ, КАК ОН ЕЗДИЛ ОСЕНЬЮ В СВОЮ ВОТЧИНУ НА ВОЛОК ЛАМСКИИ ОХОТИТЬСЯ, И КАК ЗАБОЛЕЛ ОН ТАМ, И МОНАШЕСКИЙ САН ПРИНЯЛ, И СЫНА СВОЕГО ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА НА ЦАРСТВО БЛАГОСЛОВИЛ, И О ПРЕСТАВЛЕНИИ ЕГО, И О ПОГРЕБЕНИИ

Князь великий всея Руси Василий Иванович (все о правлении Василия III Ивановича ) собрался ехать осенью в свою вотчину на Волок Ламский охотиться. И пришла к великому князю весть с Поля 12 августа, за три дня до Госпожина дня, что к Рязани идут безбожные татары крымские, царь Сап-Гирей и царевич Ислам с большим войском. Князь великий Василий Иванович сразу же послал за братьями своими - за князем Юрием Ивановичем и князем Андреем Ивановичем. И братья его быстро приехали к нему.

В то же самое время князь великий послал воевод своих из Москвы в Коломну, на Берег, к Оке: князя Дмитрия Федоровича Бельского, и князя Василия Васильевича Шуйского, и Михаила Семеновича Воронцова, и Ивана Васильевича Ляцкого; а князя Семена Федоровича Бельского, и князя Ивана Федоровича Овчину-Телепнева, и князя Дмитрия Федоровича Палецкого князь великий еще до получения этой вести послал в Мещеру. И теперь князь великий послал гонца за ними и приказал им сразу же возвратиться в Коломну вместе с войском; а наместником и воеводой в Коломне тогда был князь Иван Федорович Бельский.

И сошлись многие воеводы в Коломну, и с ними пришло много войска - дворян великого князя и детей боярских; а безбожные татары пришли на Рязань 15 августа, в пятницу, на Господин день, и посады у Рязани сожгли, и на приступ города шли, но города не взяли. В Рязани тогда был воевода князь Андрей Дмитриевич Ростовский и с ним дети боярские - рязанцы. А безбожные татары жгли все, и в плен уводили, и все волости вокруг города разоряли.

Князь великий Василий Иванович разослал по всем городам грамоты и гонцов и приказал одним людям идти к нему, а другим - на Берег, к воеводам, а сам князь великий с братьями своими, с князем Юрием и князем Андреем Ивановичем, и с воеводами выступил в пятницу, на Госпожин день, из Москвы против безбожных татар и, придя, остановился в своем селе Коломенском. Воеводы же великого князя с Берега послали за реку за людьми воеводу князя Дмитрия Федоровича Палецкого, а с ним дворян великого князя и детей боярских. И пришел князь Дмитрий Палецкий к Николе Заразскому на Осетр, и получил он известие, что крымские татары от того места верстах в десяти, в селе Беззубове. И тут выступил против них князь Дмитрий и победил их; и многих татар убили, а часть - живыми захватили и к великому князю отослали.

И тогда же, после Госпожина дня, 24 августа, в среду, было на небе знамение на солнце: когда солнце только начало подниматься, в первом часу дня, верх его был как будто немного срезан, и затем стало солнце убывать, от первого часа дня до третьего, и уменьшилось солнце до трети, стало как ладья, и только к пятому часу дня солнце прибыло и стало таким, каким было вначале; на небе же было светло, не было ни облака. Люди, размышляя о виденном, говорили себе, что будет изменение какое-то в государстве. Лето тогда было сухим, и в разных местах курился дым от пожаров.

Тогда же воеводы великого князя с Берега послали за реку князя Ивана Федоровича Телепнева-Овчину, воеводу, а с ним дворян великого князя и детей боярских; князь же Иоанн доехал до передовых разъездов татарских, и одолел их, и уничтожил. Татары же побежали и, увлекая за собой наших людей, столкнули их с многочисленным войском; и тут князя Ивана с нашими людьми разгромили. А татары без промедления прочь пошли из Русской земли, ожидая за собой большой погони. Воеводы же великого князя преследовали их, но не догнали и назад вернулись. Князь же великий всея Руси Василий Иванович поехал к Москве из Коломенского и был в Москве, а братьев своих - князя Юрия и князя Андрея - отпустил в их вотчины, в уделы. А сам князь великий собрался ехать в монастырь живоначальной Троицы и к преподобному чудотворцу Сергию-игумену. Поехал князь великий всея Руси Василий Иванович с великою, княгинею и со своими детьми, с князем Иваном Васильевичем и с князем Юрием Васильевичем, к живоначальной Троице и к преподобному чудотворцу Сергию помолиться в день памяти чудотворца Сергия; и тут князь великий молился, и праздновал память чудотворца, и молебны слушал.

И от Троицы князь великий поехал с великою княгинею и с детьми в свою вотчину, на Волок Ламский, охотиться. Поехал же князь великий к Волоку в свое село Озерецкое и тут начал недомогать. Появилась у него маленькая болячка на левой стороне, на бедре, на сгибе, около нужного места, размером с булавочную головку; корки на ней нет, ни гною в ней нет, а сама багровая. И оттуда приехал князь великий в село Нахабное; из Нахабного же поехал с трудом, страдая от боли, в Покровское-Фуниково, и тут праздновал праздник Покрова святой богородицы, и оттуда поехал в свое село Покровское, находился там два дня, на третий же день с трудом приехал на Волок; это было в воскресенье после Покрова. И в тот же день был пир в честь великого князя у Ивана Юрьевича Шигоны, дворецкого тверского и волоцкого.

Утром же, в понедельник, князь великий с большим трудом дошел до бани, с большим трудом за столом сидел в спальных покоях.

Утром же, во вторник, была погода хорошая для государевой охоты, и послал он за ловчими своими: за Федором Михайловичем, сыном Нагова, да за Борисом Васильевичем, сыном Дятлова, да за Бобрищем-Пушкиным, и хотел охотиться несмотря ни на что. И поехал в село свое Колпь, страдая от боли, его охватившей; по дороге в это село охотились мало. Когда же приехал в Колпь, то, хотя и сидел за столом с трудом, послал за братом своим, за князем Андреем Ивановичем, звать его на охоту к себе; князь же Андрей скоро приехал к нему. Тогда князь великий с большим трудом выехал с князем Андреем Ивановичем на поле, с собаками; и поездили немного, отъехали только две версты от села и вернулись в Колпь. И когда сидел он за столом с братом своим, с князем Андреем Ивановичем, совсем не стало у него сил; и с тех пор стол ему не накрывали, но ел понемногу в постели.

И распорядился великий князь Василий Иванович позвать для лечения болезни своей князя Михаила Львовича Глинского и своих докторов - Николая Люева и Фефила, а для начала велел прикладывать к болячке муку пшеничную с пресным медом и печеный лук, и от этого болячка начала краснеть; он же еще больше начал прикладывать, и появился на болячке как будто небольшой прыщ, и появилось в ней немного гною. Жил князь великий в Колпи две недели.

Захотел князь великий ехать на Волок, но не мог ехать на коне, и понесли его на носилках пешком дети боярские и княжата. И приехал князь великий на Волок.

А из болячки гною мало сочилось, корки на ней не было, рана же была такой, как будто в нее что-то воткнуто: и не увеличивается она и не уменьшается. И велел князь великий прикладывать мазь к болячке, и начал из болячки идти гной, сначала немного, а потом больше: до полутаза и по целому тазу. И был князь великий в скорби и в болезни тяжелой, тогда и в груди у него была сильная тяжесть. Ради облегчения использовали горшки трехдневные и семянники, и от этого опустилась тяжесть вниз, но боль была мучительной. И с этого момента не принимал великий князь пищу, перестал он есть.

Тогда послал он тайно к Москве стряпчего своего Якова Мансурова и дьяка своего введенного Григория Никитина, сына Меньшого Путятина, за духовными грамотами деда своего и отца и запретил говорить об этом в Москве и митрополиту и боярам. Яков же Мансуров и Меньшой Путятин скоро вернулись из Москвы и втайне привезли духовные грамоты деда его и отца его, великого князя Иоанна; скрывал это великий князь от всех людей: и от великой княгини, и от братьев своих, от князя Юрия и от князя Андрея, и от бояр своих, и от князя Михаила Львовича Глинского. Так и до Москвы князь великий доехал, и не знал об этом никто, кроме Шигоны и Меньшого Путятина.

В ночь же с пятницы на Дмитриевскую субботу было знамение: с неба падало множество звезд, как будто из больших туч град или дождь пролился на землю; и видело это небесное знамение множество людей и в Москве, и на Волоке, и по всей Русской земле.И тогда же в субботу, накануне Дмитриева дня, в шестом часу ночи повелел Меньшому Путятину тайно принести духовные грамоты и допустил в думу к себе для совета о духовных грамотах дворецкого своего тверского Ивана Юрьевича Шигону и дьяка своего Меньшого Путятина. И начал думать великий князь, кого допустить в эту думу и кому приказать свой государев приказ. А бояре тогда были с великим князем на Волоке такие: князь Дмитрий Федорович Бельский, князь Иван Васильевич Шуйский, князь Михаил Львович Глинский, и дворецкие его - князь Иван Иванович Кубенский и князь Иван Юрьевич Шигона.

Тогда же пришел к великому князю брат его, князь Юрий Иванович; князь же великий скрывал от него свою болезнь. И недолго побыл у него, и отправил его великий князь в его вотчину, в Дмитров; он не хотел уезжать, но князь великий отправил его. Тогда же, накануне дня памяти чудотворца Варлаама Хутынского, ночью, у великого князя много вышло гною из болячки - больше таза, и стержень вышел из нее - размером больше чем полторы пяди, но вышел стержень еще не весь. Князь великий повеселел, надеясь на облегчение своей болезни, и послал в Москву за гетманом своим Яном. Ян скоро приехал и начал прикладывать к болячке обычную мазь; от Яновой мази опухоль немного уменьшилась.

Потом князь великий послал в Москву за старцем своим, за Мисаилом Сукиным: болезнь его была тяжелой. И послал за боярином своим, за Михаилом Юрьевичем. Старец же его Мисаил и боярин его Михаил Юрьевич быстро к нему приехали. И начал держать совет великий князь с боярами; а тогда у него были бояре: князь Дмитрий Федорович Бельский, князь Иван Васильевич Шуйский, Михаил Юрьевич, князь Михаил Львович Глинский, и дворецкие его: князь Иван Иванович Кубенский, Иван Юрьевич Шигона, и дьяки его: Григорий Меньшой Путятин, Елизар Цыплятев, Афанасий Курицын, Третьяк Раков. И начал думать князь великий, как ему ехать к Москве; и решил князь великий с боярами: ехать ему из Волока в Иосифов монастырь к Пречистой молиться. И тогда поехал князь великий из Волока в Иосифов монастырь к Пречистой молиться, заговенье начал в своем селе, на Буе-городе, и брат его Андрей Иванович был с ним.

Рано утром приехал в Иосифов монастырь к Пречистой молиться, Иосифа-игумена гробу поклониться. И встретили великого князя в воротах монастыря с иконами и кадилами игумен с братией, и со священниками, и со всем клиросом церковным.

Князь же великий из Колпи на Волок, а из Волока в Иосифов монастырь ехал в повозке и совсем не вставал с постели, все время лежал; и поворачивали его с одной стороны на другую, ибо обессилел он от тяжелой болезни, да и ел мало. И когда ехал из Волока в Иосифов монастырь, с ним вместе в повозке ехали князь Дмитрий Иванович Шкурлятев и князь Дмитрий Федорович Палецкий, чтобы переворачивать его во время пути.

Когда же приехал в Иосифов монастырь и встретил его игумен с братьею, тогда великого князя взяли под руки двое - князь Дмитрий Шкурлятев и князь Дмитрий Палецкий, и пошли к храму пречистой Богородицы. И когда в церкви дьякон начал ектенью творить за государя великого князя - не могли от слез говорить; игумен и братия горько плакали и милости просили у господа бога и пречистой его матери; великая же княгиня с детьми тут же стояла, и плакали они горько, моля пречистую богородицу о государевом здоровье; бояре же и все люди плакали и молили бога о государе. Князь же великий вышел из церкви и лег на одр: не мог он сидеть, обессилев от тяжелой болезни. И начали божественную литургию. Князь же великий на одре лежал на паперти церковной.

По окончании божественной литургии отнесли великого князя в келью; игумен уговаривал государя отведать угощения; князь же великий через силу отведал чуть-чуть. Затем князь великий послал брата своего, князя Андрея Ивановича, и своих бояр сесть за трапезу. И ночевал князь великий в Иосифове монастыре. Утром же князь великий поехал в Москву, а брата своего, князя Андрея, отпустил в его удел; и повезли великого князя в повозке; сидели у великого князя князь Дмитрий Шкурлятев и князь Дмитрий Палецкий; остановки же великого князя были частыми.

И начал в пути совещаться с боярами о том, что надо ему въехать в город Москву незаметно, так как было тогда в Москве много иноземцев и послов. И приехал князь великий в свое село Воробьеве на праздник Введения пречистой, и был в Воробьеве два дня, тяжко страдая от болезни и теряя последние силы.Тогда приехал к великому князю в Воробьеве навестить его отец его - Даниил-митрополит, а с ним владыка Вассиан Коломенский и Дософей, владыка Крутицкий, и архимандриты, и бояре великого князя, которые были в Москве: князь Иван Васильевич Шуйский, Михаил Семенович Воронцов, казначей Петр Иванович Головин, и многие другие дети боярские, которые не были с великим князем на Волоке. Все люди плакали и рыдали, видя великого государя, лежащего в немощи. Князь же великий повелел на Москве-реке у Воробьева, напротив Нового монастыря, мост мостить, ибо река тогда еще не крепко стала. И продолбили лед, и вбили столбы, и мост намостили. А городовыми приказчиками тогда были Дмитрий Волынский и Алексей Хозников и другие.

И утром на другой день, в воскресенье, поехал князь великий в славный город Москву. Как въехал он на мост, вновь наведенный (тогда у великого князя в повозке в оглоблях были впряжены четыре коня вороных), и как кони на мост вступили, тогда мост обломился, повозку же великого князя дети боярские удержали, а гужи у коней обрезали. И вернулся оттуда князь великий, досадуя на городовых приказчиков, но опалы на них не положил. Поехал князь великий на паром под Дорогомилово и въехал в славный свой город Москву через Боровицкие ворота, и внесли его в спальные покои. В тот же день приехал к великому князю брат его князь Андрей Иванович. И стал князь великий держать совет с боярами, а бояре у него тогда были: князь Василий Васильевич Шуйский, Михаил Юрьевич, Михаил Семенович Воронцов, казначей Петр Иванович Головин, и дворецкий его тверской Иван Юрьевич Шигона, и дьяк его Меньшой Путятин, и Федор Мишурин. И призвал их к себе великий князь и стал говорить о своем сыне, о князе Иване, и о своем великом княжении, и о своей духовной грамоте, и о том, как управлять царством после него, ибо сын его мал, только трех лет, на четвертый пошло.

И тогда князь великий приказал писать духовную свою грамоту дьяку своему Григорию Никитичу Меньшому Путятину, а в товарищах у него велел быть дьяку своему Федору Мишурину. Тогда же князь великий добавил к себе в думу для совета о духовной грамоте своих бояр - князя Ивана Васильевича Шуйского и князя Михаила Васильевича Тучкова; и князя Михаила Львовича Глинского прибавил, поговоря с боярами, потому что он в родстве с ним через жену свою, великую княгиню Елену. И тогда же вскоре приехал в Москву к великому князю брат его князь Юрий Иванович.

И начал с этими боярами совещаться князь великий и наказы давать: и о сыне своем великом князе Иване, и о великой княгине Елене, и о своем сыне князе Юрии Васильевиче, и о своей духовной грамоте.

И начал совещаться великий князь с отцом своим, митрополитом Даниилом, и с владыкою коломенским Вассианом, и со старцем своим Мисаилом Сукиным, и с отцом своим духовным Алексеем-протопопом о том, чтобы принять ему иноческий сан, ибо давно уже думал он о монашестве. И, когда еще был на Волоке, князь великий приказал старцу своему Мисаилу Сукину и отцу своему духовному Алексею: «Смотрите, старец Мисаил и протопоп Алексей, чтобы не случилось так, что вам меня в мирском платье придется в гроб положить. Даже если бы я был здоров, то и тогда сокровенное мое помышление и желание - постричься в иноки». И на Волоке уже князь великий велел старцу своему Мисаилу приготовить для него платье монашеское. Когда же он ехал к Москве, то по дороге призвал к себе дворецкого своего тверского Ивана Юрьевича Шигону и дьяка своего Меньшого Путятина, и начал им свой завет наказывать - о пострижении его, чтобы не положили его в гроб в мирском платье. И велел князь великий тайно служить в церкви Благовещенья, в приделе Василия Великого, благовещенскому попу Григорию; а на обедне тут были: владыка коломенский Вассиан, и Мисаил Сукин, и протопоп Алексей, и несли к великому князю дары владыка коломенский Вассиан и Мисаил Сукин.

В среду же, перед четвергом, князь великий тайно маслом освящался, и были тут владыка коломенский Вассиан, и Мисаил Сукин, и протопоп Алексей, и благовещенский поп Григорий; и не знал об этом никто.

И накануне воскресенья перед Николиным днем освящался маслом, уже не скрываясь, и велел служить в воскресенье в церкви Рождества святой богородицы отцу своему духовному Алексею-протопопу и благовещенскому попу Григорию; и нес Алексей-протопоп великому князю святые дары, а поп Григорий - дору. Вот как удивительно: до этого времени он не мог сам повернуться с той стороны, на которой лежал, но переворачивали его; а теперь велел, чтобы сказали ему, когда дары понесут, и себе велел принести кресло к постели; и поднялся сам князь великий (слегка поддержал его Михаил Юрьевич), сел в кресло, и принес к нему протопоп Алексей святые дары. Он же встал сам на ноги свои, и принял честные дары с честию, и прослезился; дору же и священного хлеба взял немного, и сладкой воды, и кутьи, и просфиры немного отведал, и лег в постель.

И призвал отца своего Даниила-митрополита, и братьев своих, князя Юрия Ивановича и князя Андрея Ивановича, и бояр своих всех (ведь тогда многие бояре съехались в Москву из своих вотчин, услышав о болезни государя). И стал говорить князь великий Василий Иванович отцу своему Даниилу-митрополиту и братьям своим, князю Юрию и князю Андрею, и всем боярам: «Вверяю сына своего Иоанна богу и пречистой богородице, святым чудотворцам и тебе, отцу моему Даниилу, митрополиту всея Руси; даю ему свое государство, которым благословил меня отец мой, князь всея Руси Иван Васильевич. Вы, мои братья, князь Юрий, князь Андрей, крепко держите свое слово, соблюдать которое вы клятвенно крест целовали, и договоры наши храните; и вы, братья моя, в государственных делах, в военных походах против недругов сына моего и своих держитесь вместе, чтобы была победа православных христиан над басурманами и латинянами. А вы, бояре и боярские дети и княжата, стойте вместе с моим сыном и братьями против недругов и служите сыну моему так преданно, как и мне служили».

Затем отпустил великий князь от себя митрополита и братьев своих, и оставил у себя всех своих бояр: князя Дмитрия Федоровича Бельского с братьями, и Шуйских князей. Горбатых и Поплевиных, и князя Михаила Львовича Глинского, и стал говорить им: «Знаете вы и сами, что от великого князя Владимира Киевского происходит наше государство Владимирское, Новгородское и Московское. Мы вам государи прирожденные, а вы наши извечные бояре. И вы, братья, стойте на том крепко, чтобы мой сын стал государем в своем государстве, и чтобы торжествовала в Русской земле правда. Да вверяю вам своих родственников - князя Дмитрия Федоровича Бельского с братьями и князя Михаила Львовича Глинского (ведь князь Михаил по жене моей мне родственник), чтобы были вы все вместе, все дела делали бы заодно. А вы, мои родственники, князь Дмитрий с братьями, в военных походах и в государственных делах стояли бы заодно и сыну моему преданно бы служили. А ты, князь Михаил Глинский, за моего сына князя Ивана, и за мою великую княгиню Елену, и за моего сына князя Юрия кровь свою пролил бы и тело бы свое на раздробление дал».

Князь великий очень страдал от болезни и так изнемог, что и боль чувствовать перестал; рана его не увеличивалась, но только запах от нее шел тяжелый, сочилась из нее липкая жидкость, как из мертвого.

И призвал он тогда князя Михаила Глинского и Михаила Юрьевича, и докторов своих Николая Люева и Фефила, чтобы начали прикладывать к болячке мазь или чтобы пустили лекарство в рану, чтобы запаха от нее не было. И стал советовать ему боярин его Михаил Юрьевич, утешая государя: «Государь князь великий! Хорошо бы настой приготовить и в рану пускать и рану промывать, а то, государь, тяжело тебя видеть таким измученным; хорошо бы, государь, попускать так день или два, чтобы было, государь, хоть небольшое облегчение твоей болезни; надо бы настой пустить». Князь же великий призвал Николая и стал ему говорить: «Брат Николай! Ты пришел из своей земли служить мне и видел мое великое тебе пожалованье. Можешь ли ты облегчить болезнь мою?» И ответил Николай: «Государь князь великий! Я, государь, был в своей земле, слышал про твое, великого государя, пожалованье и ласку, и я, государь, оставил отца и мать и землю свою, и приехал к тебе, государю, служить, и видел, государь, твое государево великое пожалованье мне, и хлеб, и соль. Но разве можно мне мертвого сделать живым? Ведь я не бог!» Князь великий повернулся и сказал детям боярским и своим слугам: «Братия, Николай уже понял, что я не ваш». Слуги и дети боярские заплакали горько, при нем - сдерживаясь, так как оберегали его, а выйдя вон, горько плакали и рыдали и сами были как мертвые, видя государя при смерти.

И вечером накануне воскресенья, после того как причастился он святых тайн и успокоился немного, начал великий князь молиться, а сам был как будто в забытьи: «Аллилуйя, аллилуйя, слава тебе, боже!» А потом - очнувшись - начал говорить: «Как господу угодно, так и совершается; да будет имя господне благословенно отныне и до скончания века!».

И приказал князь великий в ночь со вторника на среду перед Николиным днем, 3 декабря, отцу своему духовному Алексею-протопопу держать наготове святые дары в церкви Благовещенья. И тогда же пришел игумен троицкий Иоасаф, и сказал ему князь великий: «Помолись, отче, об устройстве государственных дел, и о сыне моем Иване, и о моих грехах; дал мне бог и великий чудотворец Сергий - вашими молитвами и просьбами - сына Ивана, и я крестил его в монастыре у чудотворца, и вручил его чудотворцу, и на раку чудотворца положил его, и вам, отче, своего сына на руки дал, и вы молите бога и пречистую его мать и великих чудотворцев об Иване-сыне и о моей жене-горюше. Да чтобы ты, игумен, прочь не вздумал уехать и из города вон не выезжал!».

В среду пришел к нему отец его духовный Алексей-протопоп и принес к нему святые дары. Князь великий не мог с постели подняться, но за плечи приподняли его, и причастился он святых тайн; и после причастия немного взвару выпил. Призвал к себе бояр своих - князя Василья и князя Ивана Васильевича Шуйских, Михаила Воронцова, Михаила Тучкова, князя Михаила Глинского, Шигону, Петра Головина, дьяков своих - Меньшого Путятина, Федора Мишурина,- и были у него тогда бояре с третьего часа до седьмого. И дал им наказ о своем сыне, великом князе Иване Васильевиче, и об устроении дел государственных, о том, как править после его царствования. И ушли от него бояре, а у него остались Михаил Юрьев, князь Михаил Глинский и Шигона и были у него до самой ночи. И дал им наказ о своей великой княгине Елене, как ей без него жить и как боярам к ней ходить, и обо всем им наказал, как без него царству быть.

И затем пришли к нему братья его, князь Юрий и князь Андрей, и начали его уговаривать, чтобы хоть немного поел; князь же великий одной миндальной каши отведал чуть-чуть, только к устам поднес; и ушли от него братья. И велел он вернуть к себе брата своего князя Андрея. А тогда были у него Михаил Юрьев, князь Михаил Глинский, Шигона, и начал им говорить князь великий: «Вижу сам, что смерть моя приближается, хочу послать за сыном своим Иваном: хочу благословить его крестом Петра-чудотворца; и хочу послать за женой своей великой княгиней Еленой: хочу проститься с нею». И вновь заговорил об этом великий князь: «Не хочу посылать за сыном своим, великим князем Иваном: мал мой сын, а я лежу в великой немощи, как бы не напугался сын мой, увидев меня». Князь Андрей и бояре начали говорить великому князю, уговаривать его: «Государь князь великий, пошли за сыном своим, князем Иваном, благослови его. И пошли, государь, за великой княгиней».

Тогда князь великий послал за великой княгиней брата своего князя Андрея и князя Михаила Глинского, а сына своего князя Ивана велел принести до прихода великой княгини, опасаясь ее плача; а сам на груди держал крест Петра-чудотворца. Тогда были у него Михаил Юрьев и Шигона, и стряпчие его были в то время: Иван Иванович Челядин и шурин его князь Юрий Глинский. И принесли к великому князю сына его, князя Ивана, принес на руках шурин его князь Иван Глинский, а за ним пришла и няня его Аграфена, жена Василия Андреевича. Князь же великий снял с себя крест Петра-чудотворца, и приложил крест к сыну своему, и благословил его крестом, и сказал ему: «Пусть будет на тебе милость божия и пречистой богородицы и благословение Петра-чудотворца, которым он благословил прародителя нашего, великого князя Ивана Даниловича, и доныне пребывает благословение это, и пусть будет благословение Петра-чудотворца на тебе, на твоих детях и на внучатах, из рода в род, и пусть будет на тебе мое, грешного, благословение, и на твоих детях, и внучатах, из рода в род». И приказал затем князь великий Аграфене: «Чтобы ты, Аграфена, от сына моего Ивана ни на пядь не отходила!» И отпустил сына своего, великого князя Ивана.

Затем пришла к нему великая княгиня Елена, едва удерживали ее брат его князь Андрей Иванович, а с другой стороны - боярыня Елена, жена Ивана Андреевича Челядина. Великая княгиня билась и горько плакала, а слезы так и текли из ее глаз непрестанно, как из многоводного источника. Много тогда было слез, все люди плакали и рыдали. Князь же великий утешал ее, говоря ей: «Жена, перестань, не плачь! Мне легче стало, не болит у меня ничего, благодарю бога», ведь князь великий уже не чувствовал себя. И на короткое время успокоил ее князь великий, и перестала плакать великая княгиня. И стала говорить великая княгиня: «Государь князь великий! На кого ты меня оставляешь и кому, государь, детей поручаешь?» Князь же великий - отвечая - сказал: «Я благословил сына своего Ивана государством - великим княжением, и тебе написал в своей духовной грамоте так, как писалось в прежних духовных грамотах отцов наших и прародителей, по обычаю, как и прежним великим княгиням». И стала великая княгиня бить челом о сыне - о князе Юрии, чтобы его великий князь благословил. И послал великий князь за сыном - князем Юрием, и принесли князя Юрия, еще ведь мал был князь Юрий, был ему один год. И благословил его князь великий, и дал ему крест паисиевский, и приказал боярину своему Михаилу Юрьевичу передать тот крест сыну после смерти своей, а о наследстве ему также сказал: «Завещал ему в духовной грамоте, написал по обычаю». Великая княгиня не хотела уходить от него, но князь великий отослал ее; и простился с ней князь великий, и поцеловал ее в последний раз. Жалостно это было видеть, слез и рыдания много было тогда.

И затем князь великий послал за владыкой Вассианом и за старцем Мисалом Сукиным, и велел ему принести платье монашеское, и спросил про игумена кирилловского, ибо прежде еще думал он постричься в иноки у Пречистой в Кириллове монастыре. И сказали ему, что кирилловского игумена нет в Москве. И тогда послал он за игуменом троицким Иоасафом; Мисаил же пришел к нему и принес черное платье.

Пришел к нему и Даниил-митрополит, и брат его князь Юрий, и князь Андрей, и бояре все, и дети боярские. И начали ему говорить митрополит и владыка Вассиан, чтобы князь великий послал за большим чудотворным образом пречистой Богородицы Владимирской, написанным евангелистом Лукой, и за образом Николы, чудотворца Гостунского. Князь великий послал за образом Пречистой и за образом Николы, и принесли быстро иконы Пречистой и Николы-чудотворца. И призвал к себе своего тверского дворецкого Ивана Юрьевича Шигону, и послал его к отцу своему духовному Алексею-протопопу, и велел ему принести запасные дары из церкви, и велел его спросить, доводилось ли ему присутствовать при том, как душа разлучается с телом. Протопоп ответил, что редко доводилось. И велел войти ему в комнату и святые дары принести, и велел ему встать около себя, и велел стряпчему своему Федору Кучецкому стать рядом с протопопом, ибо он, Федец, присутствовал при преставлении отца его, великого князя Ивана. И затем велел Дьяку своему крестовому Данилке петь канон великомученице Екатерине и канон на исход души, и велел отходную себе читать. А когда начал дьяк петь канон, великий князь забылся немного, а затем очнулся от сна и стал говорить, в то время как дьяк начал канон петь, как будто видение увидел: «Государыня великая Екатерина! Пора царствовать!» И проснулся, как ото сна, и, приняв икону великомученицы, с любовью приложился к ней, и коснулся иконы правой рукой, так как в то время рука его болела. Затем принесли к нему мощи великомученицы Екатерины, и приложился он к мощам, и коснулся их своею правою рукою, и лежал на одре своем; и призвал к себе боярина своего Михаила Семеновича Воронцова, и поцеловался с ним, и простил его.

И после этого долго лежал. И подошел к нему отец его духовный Алексей-протопоп, хотел дать ему уже святые дары, он же остановил его и сказал: «Ты сам видишь, что хотя я лежу в немощи, но я еще в полном разуме. Когда станет душа с телом разлучаться, тогда мне и давай дары. Следи же за мной внимательно и стереги меня».

И, немного подождав, подозвал к себе брата своего князя Юрия Ивановича и сказал ему: «Помнишь ли, брат, как отца нашего, великого князя Ивана, не стало на другой день после Дмитриева дня, в понедельник? А немощь его томила и день и ночь. Вот, брат, и мой смертный час близок, конец приближается».

И, немного подождав, позвал отца своего Даниила-митрополита, и владыку коломенского Вассиана, и братьев своих, и бояр всех и сказал митрополиту: «Видите сами, что силы уже оставляют меня и кончина моя близка; а давно было у меня желание постричься в иноки. Постригите меня!» Тогда отец его Даниил-митрополит и боярин его Михаил Юрьевич одобрили его желание, сказав, что хорошего он хочет. Но стали возражать ему брат его князь Андрей Иванович, и Михаил Семенович Воронцов, и Шигона, и говорили они: «Князь великий Владимир Киевский умер, не будучи иноком, а разве он не сподобился праведного покоя? И другие великие князья не иноками преставились, а разве они не с праведными обрели покой?» И был между ними спор большой.

Князь же великий позвал к себе отца своего Даниила-митрополита и сказал ему: «Я открыл тебе, отче, сокровенное свое желание: хочу чернецом стать; зачем мне так - напрасно - лежать? Благослови меня облечься в монашеский сан, постриги меня!» И, немного подождав, сказал ему: «Неужели мне так, государь митрополит, лежать?» И стал креститься и говорить: «Аллилуйя, аллилуйя, слава тебе, боже!» И стал молиться, выбирая слова из икосов, а некоторые молитвы тихо - про себя - говорил. И, крестясь, сказал: «Радуйся, утроба божественного воплощения!» И потом стал говорить: «Хвалим тебя, преподобный отец Сергий, и чтим святую память твою, наставник инокам и собеседник ангелам!».

И потом - конец его приближался - перестал он языком владеть, но пострижения просил и, простыню захватывая, целовал ее. А затем рука его правая перестала подыматься, и подносил ее боярин его Михаил Юрьевич; он же непрестанно осенял лицо крестным знамением и смотрел вверх, направо, на образ пречистой Богородицы, который перед ним стоял.Тогда Даниил-митрополит послал за старцем Мисаилом, велел принести платье монашеское в комнату, а патрахиль и все необходимое для пострижения у митрополита было с собой; отречение же князь великий еще тогда исповедал митрополиту, когда святые дары принимал, в воскресенье перед Николиным днем; и приказал он митрополиту тогда: «Если не дадут тебе меня постричь, то хотя бы мертвого меня одень в платье монашеское, ведь это издавна было моим желанием».

И пришел старец Мисаил с платьем, а князь великий был уже при смерти. Митрополит взял патрахиль и подал - через постель великого князя - игумену троицкому Иоасафу. Князь же Андрей Иванович и боярин Михаил Семенович Воронцов не хотели дать постричь великого князя. И сказал Даниил-митрополит князю Андрею: «Я тебя не благословлю ни в этой жизни, ни в будущей, но князя великого тебе у меня не отнять: серебряный сосуд хорош, а позолоченный - и того лучше!».

Князь великий отходил, и спешили постричь его: Даниил-митрополит положил на троицкого игумена патрахиль, а сам постриг великого князя и возложил на него переманатку и ряску, а манатии не было: ее, в спешке неся, выронили. И снял с себя троицкий келарь Серапион Курцов манатию, и положили ее на великого князя, а также и схиму ангельского чина, и Евангелие на грудь возложили. И стоял около него Шигона. И как только положили Евангелие на грудь, увидел Шигона, что дух его отошел, как слабый дымок. Все люди тогда плакали и рыдали, горько плакали бояре и простые люди, еще больше - вся земля.

И просветлело лицо великого князя и как будто озарилось светом, и стал он белым как снег. После преставления его и от раны запаха не стало и наполнилась горница благоухания.

Преставился князь великий Василий Иванович всея Руси, нареченный в монашестве Варлаамом, в год 7042 (1533), месяца декабря в третий день, со среды на четверг, в двенадцать часов ночи, накануне Варвариного дня. И в эту же ночь одели на него всю чернеческую одежду; Даниил-митрополит сам взял вату и, немного смочив ее, обмыл его до пояса. Все люди тогда плакали и рыдали неутешно. Даниил-митрополит и бояре унимали людей от плача, но в этом крике не слышно было, что друг другу говорили. Еще тогда великая княгиня не знала о преставлении великого князя, и бояре унимали людей от плача, чтобы не было слышно ни у великой княгини, ни в других покоях.

Тогда же Даниил-митрополит взял в переднюю горницу братьев великого князя Юрия и князя Андрея Ивановичей и привел их к крестному целованию в том, чтобы им служить великому князю всея Руси Ивану Васильевичу и его матери великой княгине Елене, и жить им в своих уделах, и держать клятву честно, выполняя то, в чем целовали крест великому князю всея Руси Василию Ивановичу и в чем договоры были у них с великим князем Василием; а государства, находящегося под властью великого князя, им не добиваться и людей от великого князя им к себе не отзывать, а против недругов великого князя и своих, против латинства и басурманства, стоять им, как обещали, сообща, всем вместе.

И бояр, и детей боярских, и княжат в том же привел он к крестному целованию, чтобы хотели они добра великому князю всея Руси Ивану Васильевичу и его матери, великой княгине Елене, и чтобы всей Русской земле хотели они добра честно, и против недругов великого князя и всей земли, против басурманства и против латинства, стояли все вместе, заодин, и другого государя себе - кроме великого князя - не искали. После этого Даниил-митрополит с братьями великого князя и с боярами пошел к великой княгине утешать ее. Великая же княгиня, увидев митрополита и бояр, идущих к ней, упала, как мертвая, и лежала так часа два, и едва пришла в себя. Утешал же ее митрополит, и братья великого князя, и бояре, и ушли все от великой княгини.

А около великого князя остался игумен троицкий Иоасаф и старец великого князя Мисаил Сукин; и начали они великого князя обряжать, и бороду ему расчесывать, как это подобает согласно монашескому чину, и положили его на черную тафтяную постель, и принесли для него одр из Михайловского Чудова монастыря, и положили тело его на погребальном одре.

И когда преставился великий князь, его начали обряжать старцы иосифовские, а слуг великого князя отослали. Затем начали у его тела дьяки его крестовые с протопопом петь заутреню, и часы, и каноны, и погребальный канон, и все спели так, как это было и при живом. И тогда пошло прощаться с ним много народа - и боярские дети, и княжата, и купцы, и слуги, ведающие погребением, и все те люди, которые не были еще у него; все люди сильно плакали и рыдали. Утром же в четверг, в первом часу дня, Даниил-митрополит велел звонить в большой колокол. Боярин великого князя Михаил Юрьевич, посоветовавшись с митрополитом, и с братьями великого князя, и с боярами, велел в Архангельском соборе могилу выкопать возле могилы отца его, великого князя Ивана Васильевича, около дверей Симеона Летопроводца. И, поговоря с митрополитом, Михаил Юрьевич лослал за постельничим Русином Ивановым, сыном Семеновым, и, когда сняли мерку с великого князя, приказал ему гроб привезти каменный.

Тогда же пришел Даниил-митрополит, и с ним были владыка Вассиан Коломенский и Дософей Крутицкий, а другие владыки были еще в своих епархиях, ибо не успели приехать; архимандриты же тогда были: чудовский - Иона, симоновский - Филофей, андроновский - Зосима, игумен троицкий, игумен иосифовский, игумены московские все, протопопы московские и все священники. Тогда же пришли братья великого князя, князь Юрий и князь Андрей Ивановичи, и бояре все, и весь народ, плача и рыдая горько, и велели тогда дьякам его любимым, певчим большой станицы, стать в дверях комнаты, и начали они петь «Святый боже», большую молитву.

Потом взяли тело великого князя - инока Варлаама, старцы троицкие и иосифовские, и понесли его, держа на головах, и вынесли его в переднюю горницу. И люди, которые его еще не видели, сильно плакали и рыдали. И понесли его на крыльцо, и шли за ним со свечами и с кадилами, и пели «Святый боже». И когда вынесли его на площадь, как будто земля застонала: от слез и рыданий народа не было слышно звону колокольной. Великую же княгиню Елену несли из ее покоев на лестницу - в санях, на себе - дети боярские, а с нею шли бояре: князь Василий Васильевич Шуйский, Михаил Семенович Воронцов, князь Михаил Львович Глинский, князь Иван Федорович Овчина; боярыни же тогда были с великою княгинею: жена князя Федора Мстиславского княгиня Анастасия, племянница великого князя, жена князя Ивана Даниловича Пенкова княгиня Марья, боярыня Алена, жена Ивана Андреевича Челядина, жена Василия Андреевича Аграфена, жена Михаила Юрьевича Феодосия, жена Василия Ивановича Аграфена, жена князя Василия Львовича Глинского княгиня Анна.

Все мы знаем о Иосифе Виссарионовиче Сталине – человеке, отразившем нападение немецких войск на страну. Благодаря ему над нашими головами сейчас мирное небо, не испорченное ракетами и взрывами. Так как Иосиф предпочитал не распространять сведения про свою семью, о сыне знали немногие. Но, к сожалению, долго прожить ему не удалось.

Так от чего же умер Василий Сталин?

Биография

Василий Иосифович Сталин – родился в марте 1920 года в Москве. Родителями были Иосиф Сталин и Надежда Аллилуева. У него были брат и сестра, возрастом немного старше, чем он сам. Детство и юность прошли вместе с Артемом, который являлся приемным сыном Иосифа. Конечно же, человек из «верхушки» не учился в обычной школе – местом получения образования стала 25-ая образцовая школа Москвы.

Будучи двенадцатилетним подростком, Василий потерял мать – она свела счеты с жизнью. Причины неизвестны, но близкие люди сообщают, что было сильное нервное напряжение, вытерпеть которое в состоянии немногие. Также известно, что сам Иосиф Виссарионович отказался присутствовать на похоронах собственной супруги. После этих трагических событий семья перестала посещать свою дачу, находящуюся в Зубалове, где проживали дети. Теперь присматривать за Василием стал Николай Власик, генерал, вместе со своими приближенными.

«Будучи в юном возрасте я остался без матери. Возможность встречаться с отцом была очень редка, поэтому надзор за мной осуществляли охранники, которым понятия «нравственность» и «сдержанность» совершенно не знакомы. Да, конечно, это отразилось на моей психике, вследствие чего я стал рано баловаться сигаретами и употреблять спиртные напитки» — говорил Василий Сталин.

Как только Василию стукнуло восемнадцать, его зачислили в авиационную школу. Проучившись там два года, он ее благополучно закончил. Как сообщали преподаватели, Василий был «нерадивым» студентом, который часто пропускал занятия, хамил и вел себя некультурно на глазах у всех. Когда начиналась практика, он удивлял товарищей своим мастерством – на деле Василий был хорошим летчиком. В марте сорокового года началась военная служба в одном из известных истребительских полков в роли младшего летчика. Через год закончил курсы повышения квалификации.

Переломный момент наступил во время войны. Он постоянно пытался уговорить отца, чтобы тот пустил его на фронт «бить немцев». Но Иосиф Виссарионович был несокрушим – ни под каким предлогом он не мог допустить, чтобы его сын погиб во время боевых действий.

Василий Сталин — выпускник авиа школы (2й слева)

Как сообщал Владимир Аллилуев, Василий был очень активным и смелым мужчиной. Он всеми силами рвался на фронт, так как в тылу не мог полностью реализовать свой потенциал. Амбиций у юного летчика было предостаточно. Он уверял всех, что его место определенно на фронте. Василия постоянно терзали мысли о других людях, которые считали, что он спрятался за спиной отца. Но это было совершенно не так.

Все-таки Василия мечта сбылась – на фронт он отправился летом 1942 года, где командовал первой особой авиационной группой. За время службы было одно ранение – в ногу, которое, к счастью, не повлекло за собой никаких последствий.

В середине 1943 года Василия Сталина отстранили от должности. Причиной тому послужил взрыв на рыбалке на глушении рыбы, из-за которого несколько человек тяжело ранены и один погиб. Продолжил работу в роли инструктора. Иосиф запретил допускать сына к управлению самолетом, так как за ним охотились немцы.

Смерть отца

В марте 1953 года от инсульта умирает Иосиф Виссарионович. Как только прошли похороны, Василия призвал Николай Булганин, министр обороны Советской Социалистической Республики. Он приказал Василию покинуть столицу и руководить авиационными делами в округах. Но он отказался выполнять приказ, так как считал, что это слишком «низко» для такого профессионала. Разозлившись, Василий написал письмо в посольство Китая, где указал, что Иосиф умер вследствие отравления, и требовал, чтобы его перевезли в Пекин. Это стало роковой ошибкой.

После заявления Василия арестовывают и обвиняют в клевете. Помимо этого, обвинен в превышении полномочий. Он не стал отрицать и признал все показания. Приговор – восемь лет тюремного заключения за «пропаганду антисоветской деятельности».

Болезнь сразила Василия в тюрьме, вследствие которой он стал инвалидом.

В марте 1962 года жизнь Василия Сталина заканчивается. Как сообщили врачи, он отравился алкоголем. Но его супруга, Капитолина, отказывалась принимать эти показания, так как уверяла всех в том, что вскрытия не производилось. Похоронили Василия в Казани, а уже позже, в 2002 году, тело перезахоронили в Москве.

Русь после смерти Василия I

Василий I избежал необходимости вновь делить московскую вотчину и прочие великокняжеские земли. Его первенец княжич Иван скончался в двадцатилетнем возрасте. Три других сына умерли во младенчестве. В живых остался пятый сын Василий . Великий князь "приказал" сына Василия своей жене Софье Витовтовне. Вдовствующая княгиня-мать Софья Витовтовна не могла исполнить роль главы княжеской семьи, так как не пользовалась авторитетом у деверей - старших удельных князей. Необходим был человек, который родительским авторитетом мог бы снова объединить гнездо потомков Дмитрия Донского . Выбор Василия I пал на великого князя литовского Витовта . Витовт находился в зените своего могущества. В точки зрения иерархической Витовт стоял на одном уровне с московскими государями, потому удельные князья могли признать его "братом старейшим" без ущерба для своей чести. По завещанию Василий I "приказал" сына и жену "тестю великому князю Витовту" и нескольким братьям, которым доверял.

Смерть Василия I 23 февраля 1425 г. повлекла за собой рознь в княжеской семье. Передача трона десятилетнему Василию II вызвала протест его дяди Юрия Дмитриевича. Сразу после смерти Василия I митрополит Фотий по распоряжению великой княгини и бояр передал приглашение князю Юрию прибыть в Москву и присягнуть на верность племяннику. Однако Юрий, направлявшийся в столицу, свернул с дороги и уехал в Галич. Вскоре же он предложил московским властям заключить краткое перемирие. Предложение князя было равнозначно объявлению войны.

Московское ополчение составляло ядро русской армии на поле Куликовом. Раздел московской вотчины раздробил московскую рать. Василий I , не обладая военными талантами, ставил во главе полков братьев. Участие во всех походах обеспечило высокую боеспособность удельных войск. Князь Юрий снискал славу доблестного воеводы. Он отличился в походе на Нижегородское княжество, когда нижегородские князья при поддержке татар вернули себе столицу, заняли Булгары за Волгой. Как заметил летописец, "никто же не помнит, (чтобы) толь далече воевала Русь татарскую землю". В дальнейшем Юрий княжил в Новгороде Великом. Если бы Юрию удалось в 1425 г. привлечь на свою сторону удельные полки, он имел бы шансы одолеть племянника. Однако московские бояре опередили его. Они выслали к Галичу рать, к которой присоединились полки Андрея, Петра и Константина Дмитриевичей. Оставшись в одиночестве, Юрий Дмитриевич бежал в Нижний Новгород. Князь Андрей двинулся следом за Юрием, но постарался не доводить дело до битвы. С миротворческой миссией к Юрию в Галич многократно выезжал митрополит Фотий. Удельный князь собрал не только воинских людей, но и "чернь всю", желая произвести впечатление на Фотия, но последний не испугался, а промолвил: "Сыну, не видах столико народа в овчих шерьстех, вси бо бяху в сермягах". Народ в сермягах не мог участвовать в войне и в расчет не принимался. Легенда гласит, что митрополиту не удалось смирить Юрия, и он покинул Галич. Тут в уделе начался "мор на людей". Князь убоялся "гнева Божия", вернул Фотия и согласился на мир. Юрий не отказался от своих честолюбивых планов, но обязался "не искать княжения великого собою, на царем (на суде в Орде. - Р. С.), которого царь (хан. - Р. С.) пожалует, тот будет князь великии Владимирский..." Юрий уповал на Орду. Софья с сыном надеялись на литовскую подмогу. В письме к ливонскому магистру Витовт писал: "Великая княгиня московская сама недавно была у нас и вместе со своим сыном, землями и людьми отдались под нашу защиту".

Начавшаяся эпидемия черной оспы отодвинула на задний план прочие заботы. Мор не стихал два года, заставляя правителей и знать покидать города и искать убежище в сельской глуши.

А. Е. Пресняков называл правителем государства при малолетнем Василии II митрополита грека Фотия. В действительности государством правили бояре, среди которых первое место занимал Иван Дмитриевич Всеволожский. Его влияние при дворе было исключительным. Боярин обеспечил себе карьеру браком с дочерью М. Вельяминова. Одну из своих дочерей Всеволожский выдал за князя Юрия Тверского, другую - за удельного князя Андрея Радонежского, третью сватал Василию II . Всеволожский провел судебную реформу, ограничивающую права великокняжеского наместника Москвы в пользу владельцев удельных жеребьев столицы.

Утратив надежду на успех, князь Юрий Галицкий в 1428 г. признал Василия I "братом старейшим" и отказался от претензий на великокняжеский престол. Но смирить себя перед малолетним племянником он все же не мог. По условиям договора ("докончания") 1428 г., Юрий выговорил себе право не участвовать в походе, если Василий II брал на себя общее командование полками. В этом случае он ограничивался посылкой в поход сыновей.

Князья издавна пользовались правом призывать к себе "вольных слуг", которые при этом сохраняли свои вотчины. "Докончание" ограничило эту важнейшую привилегию князя, усиливавшую его дружину. Юрий обязался "князей служебных" (из великого княжества) "с вотчиною собе в службу не приимати".

В эпоху средневековья достоинства князя измерялись прежде всего его воинской доблестью, подвигами в защите отечества. Потомки Донского не унаследовали от отца его воинского таланта и славы. Московское княжество вступило в полосу кризиса и военных неудач. Оставаясь татарским улусом, Русь оказалась втянутой в орбиту литовского влияния.

Осенью 1430 г. московский, тверской и рязанский князья были вызваны в Вильну. Витовт готовился одеть на себя королевскую корону. Однако коронация не состоялась, а вскоре после отъезда гостей Витовт умер. Год спустя в Москве скончался митрополит Фотий. В Литве к власти пришел свояк князя Юрия Свидригайло. Василий II не мог более противопоставить врагам союз с Литвой.

После смерти Витовта , повествует летопись, Юрий "разверже" союз с Василием II и отослал в Москву текст договора 1428 г. В подлиннике была тогда же сделана помета: "А сю грамоту князю великому прислал (со) складною (грамотой. - Р. С.) вместе князь Юрьи, к орде ида". Складную грамоту посылали при объявлении войны. Но не это вызвало переполох в Москве. Бояре были смущены тем, что удельный князь в соответствии с первым докончанием 1425 г., решил отправиться в Орду, чтобы судиться с племянником из-за ярлыка на великое княжество. Исход суда зависел от того, кто первый прибудет к ханскому двору и успеет доказать свою преданность Орде. В таких условиях правитель Всеволожский убедил Василия II ехать в Орду и лично возглавил его свиту. К этому времени государю исполнилось пятнадцать лет и он достиг совершеннолетия.

Отчет о переговорах в Орде был составлен московской канцелярией при участии правителя И. Д. Всеволожского. Отчет почти целиком состоял из пересказа речей Всеволожского, похвал по поводу его удивительных дипломатических успехов. Однако при ближайшем рассмотрении эти успехи выглядели, как полнейшее поражение. Отправившись в Орду для решения спора о владимирском престоле, русские князья поставили себя в унизительное и трудное положение. Улу-Мухаммед проявил пренебрежение к князьям из руссого улуса, продержав их у себя почти год. Василий II был поселен в юрт к московскому даруге (сборщику дани с Московского государства) Минбулату. Князя Юрия забрал на зиму в Крым мурза Тегин. Летом 1432 г. князья были приглашены в ставку. Василий II попросил себе ярлык на великое княжение, но Юрий опроверг его доводы "летописцы старыми списки и духовную отца своего великого князя Дмитрия". В духовной значилось, что по смерти Василия II стол переходит по старшинству брату, т.е. Юрию. В диспут вмешался Всеволожский. Он заявил, что Юрий желает получить княжение "по мертвой грамоте отца своего, а не по твоему жалованию волного царя". Летописец старался преподнести эти слова, как триумф московской дипломатии. Но в действительности речь правителя свидетельствовала о полной капитуляции.

Правитель постарался убедить властителя Орды, что его московский государь ищет княжества из ханской руки - "твоего улуса, по твоему цареву жалованию и твоим девтерем и ярлыком". Согласно московской версии демарш Всеволожского привел к немедленному успеху. Летописи независимого происхождения свидетельствуют об обратном. Миссия правителя закончилась провалом. Орда по традиции делала ставку на сильнейшего из русских князей. Но Улу-Мухаммед не был уверен, что малолетний племянник одолеет дядю. По Новгородской летописи "выидоша князи рустин из Орды без великаго княжения". О том же говорит и псковский летописец: Василий II с дядей и все бояре с ними выехали из Орды "добры и здравы, а княжений не взят ни един". Лишившись на год государя, московский правящий круг должен был признать, что решение о поездке в Орду явилось серьезной ошибкой. Итоги миссии Всеволожского вызвали глубокое разочарование. Орда направила на Русь вслед за князьями посла Мансыр-Улана. Он посадил Василия II на владимирский престол, но одновременно стал добиваться от него выполнения финансовых обязательств.

Правитель Всеволожский навлек на свою голову общее негодование, и ему пришлось прибегнуть к помощи книжников, чтобы восстановить добрую славу семьи.

После смерти зятя князя Андрея Радонежского Всеволожский стал опекуном его великого княжества. По-видимому, не позднее 1432 г. книжники Троице-Сергиева монастыря, располагавшегося в уделе, составили "Сказание о Мамаевом побоище". Сказание прославляло как князя Андрея Владимировича, так и отца правителя. Дмитрий Донской якобы вверил передовой полк "князьям" Дмитрию и Владимиру Всеволожским. "Князья" храбро атаковали татар в самом начале битвы. Дмитрий, отец Ивана Всеволожского никогда не носил княжеского титула. Что касается сведений о его выдающейся роли в битве, они не подтверждаются другими источниками. Сказание имело широкий круг читателей, и призвано было доказать, что сын "князя" - героя Мамаева побоища не может быть "предателем" христианства и пособником Орды.

По обыкновению летописи давали подробные сведения о размерах экстренных сборов в пользу "царя", их взыскания с населения и пр. Правитель позаботился о том, чтобы сведения такого рода вовсе не попали в отчет о его посольстве. Василий II , заявил боярин хану, не один год сидит на своем престоле, "а на твоем жалованье, тебе, своему государю, волному царю правяся". Этими словами исчерпывались все указания на "службу" Москвы Орде, даннические отношения и пр. Между тем вопрос о дани занимал центральное место в переговорах. Хан недаром поместил Василия II в дом московского даруги - сборщика дани. О размерах дани свидетельствовали слова князя Юрия, включенные в княжеский договор 1433 г. Великий князь, признавался удельный князь, "платил в Орде за мою отчину за Звенигород и за Галич два выхода и с распанами". Как видно, татары получили двойную дань с надбавками как с удела, так и с великого княжества. Орда требовала наличных денег, и Всеволожскому пришлось занять деньги под огромные проценты.

Улу-Мухаммед не желал жертвовать князем Юрием, так как московские распри позволили ему без каких бы то ни было усилий и пролития крови возродить свою власть над Русью. Ордынский посол привез ярлык не одному Василию II , но и Юрию, получившему выморочное княжество Дмитровское, удел брата Петра. Но Василий II не посчитался с волей хана, изгнал наместника Юрия из Дмитрова и присоединил город к своей московской вотчине.

Миссия в Орду фактически положила конец карьере И. Д. Всеволожского, как правителя. Он стал слишком непопулярной фигурой в столице и при дворе. Имеются сведения, что правитель намеревался сосватать свою дочь Василию II . Но брак в великокняжеской семье стал предметом соперничества в придворных кругах. Василию II сосватали его родственницу - внучку Владимира Андреевича Храброго. Заключению брака способствовали бояре Кошкины. Невеста великого князя была родной племянницей боярина И. Ф. Кошкина, известного противника Орды.

Борьба за власть внесла раскол в московскую думу, что имело самые серьезные последствия. Стремясь сохранить пост правителя, Всеволожский пытался найти опору в уделе князя Юрия. Задумав породниться с семьей удельного князя, он объявил о помолвке своей дочери со старшим сыном Юрия Василием Косым. Затея правителя было рискованным шагом. Князь Юрий готовился к войне с племянником из-за Дмитрова. Противники Всеволожского в думе использовали этот промах, чтобы покончить с его влиянием при дворе. Юрий не попал на свадьбу Василия II . Но его сыновья пировали за свадебным столом. Свадебное пиршество было омрачено родственной ссорой. Сын казначея И.Ф. Кошкина (по другой версии П.К. Добрынский) донес вдовствующей матери Софье, что Василий Косой явился на свадьбу в золотом поясе, "на чепех с камением". Пояс якобы был украден из великокняжеской казны, перешел в руки И.Д. Всеволожского, а от него с приданным Косому. Донос Кошкина заключал в себе много неувязок, но властная Софья не постеснялась бросить оскорбление в лицо гостю, после чего сорвала пояс со свояка. Василий с братом Дмитрием Шемякой, "раззлобившися", покинули Москву и укрылись в княжестве отца в Галиче. И. Д. Всеволожский, запятнанный подозрением, не захотел оставаться на службе у великого князя. Предполагали ли бывший правитель начать борьбу с государем, неизвестно. Во всяком случае, он уехал из столицы не в Галич, а в удел Константина, лояльного по отношению к Василию II . Существенное значение имело еще одно обстоятельство. В случае отъезда к Юрию бывший правитель, в соответствие с докончанием, разом бы лишился своих обширных вотчин.

Константин боялся навлечь на себя гнев великого князя и не принял Всеволожского. Боярин бежал в Тверь, рассчитывая на помощь дочери- великой княгини тверской. Однако зять Всеволожского умер от оспы, а брат умершего отказал боярину в убежище. Тогда правитель, оказавшись в безвыходном положении, уехал к Юрию в Галич.

Получив от Всеволожского исчерпывающую информацию о положении дел в Москве, удельный князь решил захватить столицу внезапным набегом. Узнав о появлении Юрия под Москвой, Василий II собрал всех, кто оказался под рукой. Битва произошла на Клязьме в 20 верстах от столицы и закончилась разгромом великокняжеского войска. В 1433 г. Юрий вступил в столицу и занял великокняжеский престол. Новый государь стремился показать всем, что будет управлять страной, следуя традиции и закону. Отец Василия II получил от Дмитрия Донского в удел Коломну. Победив Василия II , Юрий свел его из Москвы в Коломенский удел.

Современники склонны были объяснить поражение Василия II случайными причинами, вроде пьянства москвичей на Клязьме, внезапного нападения удельных войск и пр. Однако цепь неудач объяснить такими причинами невозможно.

Поражению Василия II способствовала его политика в отношении татар. Во время поездки в Орду монарх сделал огромные долги. Прибывшие с ним на Русь мусульманские ростовщики окончательно опустошили московскую казну. Выплаты процентов по кабалам по крайней мере удвоили сумму ордынского "выхода". У Василия II попросту не было денег, чтобы воевать с дядей. Собрать с москвичей серебро оказалось делом нелегким. Из-за страшной эпидемии черной оспы население страны сократилось. Поборы и правежи сделали Василия II крайне непопулярной в народе фигурой. При таких условиях правитель и опекун государя И. Д. Всеволожский перешел на сторону его соперника, а Москва без сопротивления сдалась Юрию.

Городское ополчение - "тысяча" - долгое время служило прочной опорой для московского князя. Дмитрий Донской упразднил должность боярина-тысяцкого - московского главнокомандующего. Крушение "тысячи" довершили раздел Москвы на "жеребья" и передача города под управление сыновей Донского. В 1433 г. Василий II наспех собрал "москвич, гостей и прочих" для борьбы с Юрием. Но городское ополчение обнаружило полную непригодность как орудие борьбы между князьями, совладельцами Москвы. Закаленные в боях удельные войска уравновешивали московскую воинскую силу. Поддержка братьев Андрея, Петра и Константина обеспечивала Василию II решающий перевес сил. После кончины Петра (1428 г.) и Андеря (1432 г.) удельный князь Юрий занял Москву.

Юрий Галицкий имел возможность удержать власть. Замена старшей ветви династии младшей мало что значила сама по себе. Оказавшись на престоле, Юрий должен был продолжать "собирание" или, вернее, укрепление великокняжеской власти. Нельзя согласиться с тем, что носителем принципов "политической централизации" мог быть Василий II , и никто другой. Своим характером и опытностью Юрий превосходил племянника, а следовательно, у него было больше шансов на успех, однако личные качества князя имели второстепенное значение. Судьба Юрия свидетельствует о том, что в московском обществе сложились институты, оказавшие решающее влияние на исход политической борьбы. Такими институтами были дума и двор. Раздел московской вотчины на уделы привел к разделу двора и расколу боярства. Самые знатные из бояр остались в думе у великого князя. В уделах служили менее знатные фамилии и младшие члены боярских семей. Бояре и двор князя Юрия помогли ему овладеть Москвой и доставили ему престол. Они захватили в свои руки всю власть и не желали делиться ею ни с кем. Старшие бояре из думы Василия II увидели себя обделенными.

При великом князе Юрии на пост правителя претендовал его любимец С. Ф. Морозов. Морозовы не могли тягаться с князьями Патрикеевыми, Оболенскими, боярами Челядниными и пр. Но и в роду Морозовых Семен далеко уступал "честью" боярам из старшей ветви рода. Великокняжеские бояре не желали признать "старейшинство" удельных бояр, своей младшей братии. Члены двора занимали такую же позицию, как и члены думы. Не мирясь с утратой власти, бояре покидали Москву и один за другим отъезжали на службу к князю Василию. Даже И. Д. Всеволожский был увлечен общим потоком и вместе с детьми перебрался в Коломну к старому государю.

Новая власть не могла найти опоры в правящем московском боярстве, а С. Ф. Морозов успел навлечь на свою голову общее негодование. Его обвиняли во всех промахах и ошибках, и даже в том, что он настоял на передаче Василию II Коломны. Василий Косой и Дмитрий Шемяка не признавали авторитета Морозова, как и московские бояре. Но их отец следовал советам фаворита. В конце концов княжичи убили Морозова в "набережных сенях" дворца. Боясь гнева великого князя, косой с братом тотчас покинули Москву. Раздор в удельной семье окончательно подорвал власть Юрия. По-видимому, после убийства Морозова началось повальное бегство служилых людей из Москвы. Фактически Юрий остался в кремлевском дворце в полном одиночестве. Как писали епископы, Юрий "сам с великого княжения в пяти человецех съехал". Покинув Москву, Юрий заключил с Василием II новый договор. Он вновь признал племянника "братом старейшим", обязался не помогать своим сыновьям и их "не принимати (в свой удел. - Р. С.) и до своего живота". Последнее условие оказалось невыполнимым. Московский боярин Ю. Патрикеев получил приказ занять Галич, но действовал столь неумело, что был разбит сыновьями Юрия и взят в плен. Галичане пришли на помощь Василию Косому, спасая свой удел от московского разорения. Одержав победу, Косой и Шемяка послали гонца к Юрию с предложением: "Отче поиди на княжение". Однако князь не простил сыновьям их предательства и отказался "взяти княжение под Василием Васильевичем". Тем временем Василий II собрал войско и вновь напал на Галич. Князь Юрий ушел на Белоозеро, избегая войны с племянником. Но сохранить мир на условии докончания ему так и не удалось. Московское войско дважды жестоко разорило галичский удел Юрия.

20 марта 1434 г. Юрий, соединившись с сыновьями, нанес поражение полкам Василия II . Битва произошла под Ростовом. Василий II бежал в Новгород, но новгородцы не приняли его. Москва оборонялась от войск Юрия в течение недели. 30 марта 1434 г. бояре открыли крепостные ворота и Юрий занял великокняжеский трон.

Овладев Москвой во второй раз, князь Юрий не повторил ошибку и отказался предоставить удел низложенному Василию II . Ввиду этого свергнутый князь бежал в Нижний Новгород, "а оттоле въехоте поити в Орду". Свое второе правление Юрий начал с того, что стал чеканить монету с изображением патрона Георгия Победоносца, поражающего копьем змея. Изображение Георгия со временем стало гербом Москвы. Как старший по возрасту, Юрий именовал рязанского князя и многих удельных не "братьями молодшими", а всего лишь "братаничами" (племянниками). Юрий имел намерения укрепить великокняжескую власть. Но 5 июня 1434 г. он умер, процарствовав всего два месяца.

Князь Юрий пережил всех своих братьев. Его кончина освободила сцену для внуков Дмитрия Донского . Нимало не считаясь с традицией, Василий Косой объявил себя великим князем, но смог усидеть на троне всего месяц. Смерть Юрия упростила взаимоотношения внутри княжеского рода. Старшинство Василия II над двоюродными братьями, детьми удельных князей, не вызывало сомнений.

В момент смерти Юрия Дмитрий Шемяка с братом Дмитрием Красным находились в походе. По приказу отца они должны были пленить Василия II в Нижнем Новгороде, не допустив его бегства в Орду. Узнав о вокняжении Василия Косого, они немедленно обратились к Василию II с предложением о союзе. Василий Косой мог вступить в войну с внезапно образовавшейся княжеской коалицией, если бы обладал поддержкой московских бояр и населения. Но ею он как раз и не располагал. Судьба великокняжеского стола находилась в руках Дмитрия Шемяки и его младшего брата Дмитрия Красного. В их распоряжении была военная сила. Шемяка признал "братом старейшим" законного главу княжеского рода Василия II и посадил его на московский престол. Как и прежде, Василий II вернул себе престол не потому, что действовал успешно, а потому что среди его соперников не было единодушия. Смерть Юрия повлекла перераспределение земель в государстве. Перейдя на сторону Василия II , Шемяка с братом добились наибольших выгод. Помимо отцовской Рузы, Шемяка получил Углич и Ржев. Дмитрий Красный в дополнение к Галичу стал владельцем процветающих земель - Бежецкого Верха.

Вместе с Василием Косым Москву покинули немногие лица, среди них некие столичные гости. Как видно, они ссудили князю большие деньги и боялись упустить должника. Отвоевав Углич, Косой дважды возобновлял наступление на Москву. В последнем сражении он был разгромлен и взят в плен. Многократно битый, познавший измену ближних бояр, Василий II не встал на путь казней и кровопролития, но нашел не менее страшное средство наказать изменщиков. Перед походом на Галич в 1433 г. он приказал арестовать бывшего фаворита и правителя государства И. Д. Всеволожского с детьми, "да и очи ему вымали". Три года спустя он велел ослепить князя Василия Юрьевича, за что несчастный князь получил прозвище Косой. Василий II думал запугать своих недругов, но результат получился обратный.

Смерть митрополита Фотия и церковное безначалие благоприятствовали княжеским усобицам.

Международный авторитет Руси упал. С ней перестали считаться. После кончины Фотия московский князь и епископ нарекли "в святейшую митрополию русскую" рязанского епископа Иону. Однако в Константинополе не посчитались с решением Москвы и отдали предпочтение кандидату, выдвинутому литовским великим князем Свидригайло, братом Ягайло . В династической борьбе, разгоревшейся после смерти Витовта , католик Свидригайло выступил, как вождь западнорусских православных князей и шляхты, что и обеспечило ему симпатии Константинополя. Смоленский епископ Герасим был поставлен патриархом на общерусскую митрополию и был признан епископом. К нему ездил ставиться на архиепископство новгородский владыка Евфимий. Герасим оказался втянутым в княжеские усобицы, терзавшие Литовско-Русское государство, что помешало его поездке в Москву. Правление Герасима было недолгим. Он был сожжен по приказу Свидригайло за некую "измену".

Узнав о гибели киевского митрополита, Василий II отправил в Византию владыку Иону. Но патриарх не стал ждать прибытия московского претендента. Угроза турецкого завоевания побудила константинопольские власти ускорить заключение церковной унии с Римом. Чтобы обеспечить присоединение к унии богатой и многолюдной русской епархии, патриарх назначил ее главой грека Исидора, игумена одного из константинопольских монастырей. Исидор деятельно участвовал в предварительных переговорах с Римом. Он слыл человеком образованным и к тому же обладал дипломатическими способностями. Весной 1437 г. Исидор прибыл в Москву, а уже через полгода поспешил на объединительный собор в Италию. Собор открылся в Ферраре, а закончился во Флоренции. На нем встретились авторитетные иерархи и богословы Востока и Запада. Прения о вере и главенстве папы над патриархом были жаркими, и им не видно было конца. Однако император Иоанн Палеолог не мог ждать, и греческим иерархам пришлось принять условия, поставленные папой. Исидор не взял на себя почин в выработке текста соглашения об унии. Акт о соединении христианской церкви под главенством Рима был подписан в июле 1439 г.

Рассчитывая на поддержку католических верхов Польши, Исидор по пути в Москву задержался на год в Литве. Однако его нетерпеливая попытка объединить церкви в пределах Литвы не удалась.

В марте 1441 г. Исидор вернулся в Москву. Во время литургии в Успенском соборе имя патриарха было заменено именем папы. Вслед за тем была зачитана грамота о соединении церквей. Три дня московские власти старались склонить Исидора к отказу от унии, а на четвертый день его взяли под стражу и заточили в Чудов монастырь. Полгода спустя Исидор бежал в Тверь, а оттуда в Рим.

Русские власти заготовили грамоту к патриарху с уведомлением о намерении собрать в Москве собор епископов для избрания нового митрополита. Два года спустя эту грамоту обновили и переадресовали императору. Но в конце концов грамота так и не была отослана в Византию.

В свое время Дмитрий Донской пытался превратить русскую митрополию в послушное орудие своей политики. Византия не допустила этого. В свою очередь Москва отвергла попытки греков подчинить московскую митрополию политическим интересам империи. Односторонние уступки в пользу "латинства" были сочтены московским духовенством и светскими властями недопустимыми. Столкновение противоположных тенденций подорвало церковное влияние Византии на Русь еще до того, как Византийская империя пала.

Московская церковь лишилась митрополии в момент, когда Русь стояла на пороге новой междоусобицы.